замужества после смерти Джека Секлера, но траурное воздержание, скажем так, прозорливо отложила. Ей известно все о треугольнике Тёрнер-Тёрнер-Марш и его исходе. Она утешает проигравшего.

Повезло проигравшему.

Ма также постановила, что, хоть повторное замужество ее и не интересует, еще одного ребенка она хочет. Весной Пятьдесят первого вы, ребята, сдаете свои бакалаврские экзамены. Фенвик – фот де мьё вообще-то – решает попробовать годик пописа́ть; формального гуманитарного образования он не получил, но ему хотя бы хватило способностей выиграть стипендию Университетской последипломной программы. Манфред, чьею общей целью студента-правоведа никогда не был юридический институт, зато была, цитирую, дипломатическая служба, конец цитаты, узнал о новом Директорате Планирования[113] Аллена Даллеса в ЦРУ, который весьма преуспевает в Корейской войне. Теперь Манфред сосредоточивает свои чаяния. Если ты не возражаешь, по сути говорит ему Ма той весной, обрюхать меня, прежде чем уедешь в Вашингтон. Никаких дальнейших обязательств. Молодой Граф раздумывает, затем с готовностью ей услуживает. Штука в том, что он ее любит, хоть еще и не оправился от проигрыша Мэрилин Марш тебе.

Не согласен, Сьюз. Граф не любил ММ так, как я; и если ему суждено было проиграть, он бы предпочел проиграть мне. Но проигрывать что бы то ни было кому бы то ни было для него было трудно. И к тому времени он уже начал становиться Князем Тьмы – по каким угодно причинам.

Это Ма первой придумала его так звать, поскольку кличка Граф к нему уже прилипла. Не спрашивай меня, откуда она знала поэму Байрона; может, ей Манфред читал.

Не-а. Твоей матери много чего известно. Удивительный факт заключается в том, что Графу и мне удалось закончить старшие классы и колледж, а поэму эту мы сами так и не обнаружили. Возможно, преподаватели наши предполагали, что мы ее и так уже знаем. Когда же я ее наконец прочел, меня как громом поразило.

Инцест потомства одних родителей. Байрон и его полусестра. Чокнутая это поэмка, по мнению твоей нынешней жены, но что уж там. Как бы то ни было, Мэрилин Марш я в роли леди Астарты[114] не рассматриваю.

Я тоже. Да и мать твоя – не Фигура Матери. У них с Графом просто была серьезная половая связь, которая превратилась в серьезную любовную связь.

Как мне удается?

Ты сама действенность. Давай же вернемся в настоящее грамматическое время.

Договоренность устраивает их обоих, читатель. Ма – она как Чехов: мужчину ей хочется иметь под боком почти все время, но не все время[115]. Манфреду нужно заниматься своей подготовкой, а впоследствии – выполнять задания, но ему нравится располагать домашней базой, особенно после рождения Мандангаса. Они с Ма так и не женятся. Несомненно, у обоих есть иные утешенья, когда они подолгу бывают в разлуке; но именно Манфред настаивает на том, чтобы Гас взял его фамилию, и ни у кого из них, насколько мне известно, никогда больше не было ни одного серьезного романа.

Насколько это известно и мне.

К Мимс и ко мне относился он хорошо, а мы в нем просто души не чаяли. Гас тоже. Другие дети своих отцов видели чаще, но когда Манфред бывал с нами, он был с нами целиком и полностью.

Господи, как бы мне хотелось, чтобы он был с нами сейчас. В настоящем времени.

Ты не мог бы руль ненадолго перехватить, Фенн? Сплав на плоту памяти утомляет девушку.

Конечно. В нашей сноске к «Манфреду» – пьесе Байрона – нужно упомянуть, что легенда, якобы ее вдохновившая, может, льет воду на нашу мельницу: это якобы действительный случай двух братьев из Высоких Альп, любивших одну и ту же женщину, цитирую, «с кем они провели свое младенчество», конец цитаты. Она выходит замуж за старшего, затем соблазняет младшего. Старший таинственно исчезает; дама чахнет; младшего брата находят мертвым на горном перевале, где у них раньше бывали рандеву с его невесткой. Граф родился почти на два часа раньше меня. Так-то.

Мы рассказываем историю Манфреда или истории о манфредах? На нашу мельницу воду льет реплика графа Манфреда в Сцене Два Действия Один:

Жить значит пресмыкаться на земле

И быть могилой собственного духа,

Утратив даже горькую отраду

Оправдывать себя в своих глазах!

Вот твой истинный Князь Тьмы, читатель.

Мы толком не знаем, что натворил Манфред Байрона, как не знаем и почти ничего, что вытворял мой брат. Но почти с самого начала нам известно – а это уже середина Тыщадевятьсот пятидесятых, – что наш Манфред делает то, что делает, явно ради того, чтобы это делать. Даже в те дни Джо Маккарти он свои приключения рационально не объясняет никак. Он практически аполитичен. В Пятьдесят третьем к нему в Компании присоединяется Джон Артур Пейсли, а я защищаю свою чахлую магистерскую и становлюсь одним из тех бессчетных преподавателей-писателей, кто ни рыба ни мясо.

Брось.

Вы с Мириам достигаете половозрелости. Ты постановляешь, что ты еврейка, и по собственной инициативе устраиваешь себе бас-мицву…

Ты на ней был, дядя Фензи.

Угу: с восьмилетним Оруноко, который уже любил тебя до умопомрачения. И Граф прилетел бог весть откуда…

Из Перта?

Перт еще не Перт в Тыщадевятьсот пятьдесят восьмом. Может, из Вены. И Мириам тобой гордится, хоть сама и отвергает религию, а Гаса готовит в атеисты.

Твоя жена приехать не пожелала, потому что не одобряет нашего гражданского хозяйства.

Ну мы с нею из-за этого и ссорились. Бедный капитан Шадрин переметывается на нашу сторону, и наш Князь Тьмы и допрашивает его, и начинает с ним дружить. Затем случается моя зима в Испании; моя бойна; мой надломчик в Ронде. Не забывай, кстати, поглядывать за этим кепарем.

Извини: уже Шестьдесят третий: мы с Мимс отбываем в колледж.

Она его бросает и вступает в Корпус мира, а тебя заваливает в койку твой преподаватель американской литературы. Вот и рассуждай потом об эксплуатации.

То не она. Я всегда втюривалась в своих лучших учителей, только теперь мне исполнилось девятнадцать и двадцать и в штанишках у меня все чесалось. Я его соблазнила. Он был очень мил – поначалу.

Б. г. н., д. ф.

Согласиться мне на эту работу, Фенн? Что в конце-то концов станем делать мы со своими жизнями? В чем весь наш смысл? Не отвечай. И давай не будем сплавлять Мимс обратно к «Язычникам Дикси». Ты еще не развелся, Христа ради?

Не торопи меня: мы с этой женщиной любили друг