обыкновенная, вот только у всех стен стоят холодильники.

Один, два, три… всего их девять.

И это очень странно.

Зачем Калебу столько холодильников? И зачем их надо было запирать в специальной комнате?

Из-за дурных предчувствий у меня покалывает в позвоночнике, мой желудок тоже ведет себя довольно странно. Что-то подсказывает мне, что нужно как можно скорее убираться отсюда – здесь нет ничего, что могло бы пригодиться мне, – но тело игнорирует сигналы мозга, и я подхожу к ближайшему гудящему ящику.

Берусь за поцарапанную серебристую ручку и открываю дверцу. Воздух наполняется тяжелым холодным паром. Смотрю на куски льда у внутренней стенки, и понимаю, что это морозильник, а не холодильник.

Пар рассеивается, и я вижу смотрящие на меня зеленые глаза.

Время идет теперь не так, как ему положено.

Я уже у другой стены и открываю другую дверцу, опять смотрю в зеленые глаза.

Это глаза мальчика.

Он немного младше, чем предыдущий, ему, наверное лет тринадцать – четырнадцать. На его светлых волосах и ресницах лежит иней, и они сами вроде как превратились в иней: кажется, если я дотронусь до них, они растают.

Кажется, я зыбываю дышать.

Меня до мозга костей пронзает холод.

Здесь еще семь морозильников.

Мое тело двигается само по себе, словно я нахожусь на ленте конвейера, я открываю дверцу за дверцей, и наконец обнаруживаю, что стою в центре комнаты, окруженный замороженными мальчиками. Похожими на Дэниэла – похожими на меня.

И я понимаю.

Я не первый мальчик, которого похитил Калеб. Я не первый, кого он считал Дэниэлом.

От страха можно умереть, теперь я знаю это.

Душа способна пережить далеко не все.

Очнувшись от мрачных мыслей, обнаруживаю, что все еще стою посередине комнаты, окруженный взирающими на меня глазами.

Внезапно сильно вздрагиваю – нет. В действительности нас здесь нет. Но мое тело считает иначе. Оно бьется в конвульсиях и неожиданно сгибается пополам – меня рвет на белый плиточный пол.

Бегу в свою комнату, падаю на колени перед унитазом, меня опять выворачивает наизнанку. Замороженные мальчики теснятся вокруг. Мертвые глаза. Глаза как у статуй. Калеб. Он убил их.

«Сайерс, – твердо, как солдат, произносит голос у меня в голове. – Поторопись».

Трясу головой. Ужас, вызывающий головокружение. Не способен двигаться.

«Ты должен, – настаивает голос. – Иначе он все поймет».

Он поймет.

Это так невыносимо страшно, страшнее паники, и я бегу обратно в ту комнату, где на полу мои рвотные массы, а мальчики вокруг смотрят, смотрят, смотрят.

«Поспеши», – приказывает голос.

Захлопываю все дверцы.

Стаскиваю рубашку, вытираю пол, швыряю рубашку в раковину в туалете и включаю кран. Хватаю полотенце. Снова бегу в холодную комнату, чтобы подтереть остатки, и ощущаю зловоние. Он учует его – и поймет.

«Успокойся. Думай».

С невидящими глазами врываюсь в гостиную и налетаю на стол, опрокидывая чашку с водой для акварели, но у меня нет времени навести порядок. Бегу в ванную и хватаю кусок мыла. Сую его и полотенце под кран, после чего опять мчусь в комнату с морозильниками.

В этом гудящем пространстве оттираю пол мыльной тряпкой. Сильно и быстро – нужно, чтобы он был чистым. «Торопись».

Все нормально, у меня есть время, сигнализация на дорожке еще не сработала.

Если только…

А что, если звонок прозвенел, когда я был в ванной? Дверь в спальню была открыта, но вдруг я ничего не услышал из-за шума льющейся воды?

Не знаю.

Может, он уже здесь.

Начинаю терять чувство реальности.

«Пожалуйста, успокойся. Звонок не звенел. Его пока нет. Продолжай мыть пол».

Намыливаю тряпку и тру пол. Бегу за другим куском мыла и вижу, что раковина переполнена.

У меня уходят еще две рубашки на то, чтобы собрать воду с пола. Снова в гостиную. Раздвижная дверь и дверь в комнату с морозильниками все еще широко открыты. Мчусь по коридору, захлопываю вторую из них, наполовину закрываю раздвижную дверь, и тут меня охватывают сомнения.

Нужно ли убедиться, что замок сработал, или же стоит оставить все как было, на случай, если Калеб устроил мне проверку?

Не знаю.

Не знаю.

«Успокойся. Думай».

Это не проверка. Скорее, случайность, и я закрываю раздвижную дверь до конца; стою перед ней, тяжело дыша и обхватив руками мокрые колени. Все нормально. Просто нужно переодеться. И спрятать мокрые рубашки. У меня еще есть время.

В голове ревет сигнализация.

Сердце бьется так сильно, что мне становится больно, я прижимаю руки к груди и тут замечаю нечто странное. Под раздвижной дверью светлая полоса.

Голос кричит прямо мне в ухо: «Свет! Ты забыл выключить свет!»

По моим щекам катятся слезы, из-за них я ничего не вижу. «Дэниэл, помоги мне».

Впиваюсь пальцами в раздвижную дверь, но руки так сильно трясутся, что оказываются бесполезными.

«Пожалуйста».

И тогда, слава богу, дверь начинает поддаваться. Замок, должно быть, не защелкнулся, а может, он действительно сломан, но у меня нет времени размышлять над этим. Хватаю коробку из-под видеокассеты, бегу по коридору, сую коробку в щель, но теперь это не срабатывает.

Головокружение и паника.

Мысленным взором вижу Калеба.

Он вылезает из пикапа.

Почти доходит до двери.

Вытаскиваю коробку. Она порвалась. Нет времени бежать за другой.

«Успокойся, Сайерс. – Опять слышу командный голос. – Сосредоточься».

Переворачиваю коробку целой стороной вверх и засовываю в маленькую щель, в этот раз все получается. Врываюсь в комнату, мои глаза прикованы к хорошо различимым мокрым разводам на полу. Уши напряженно прислушиваются к тому, как ведет себя раздвижная дверь. Когда я услышу, как она открывается, будет слишком поздно.

Стаскиваю с себя спортивные штаны и вытираю ими пол, слушаю, слушаю, затем выключаю свет и снова закрываю дверь.

Бегу по коридору и слышу это – щелканье открывающегося замка.

Закрываю раздвижную дверь и что есть сил бегу в свою комнату. Запрыгнув в кровать, прячусь под одеялом.

– Дэниэл? – раздается голос Калеба.

Я не отвечаю, просто лежу на боку, прижав ноги к груди.

Тишина.

Он прошел в свою комнату? Учует ли он нечто странное? Запах рвоты, мыла?

Тишина, тишина, тишина.

А затем:

– ДЭНИЭЛ, ЧТО ТЫ НАТВОРИЛ?

Он знает, он знает, он знает, он знает.

Тяжелые сапоги вышагивают по коридору.

Трясусь, трясусь. «Перестань трястись».

Распахнувшая дверь тяжело ударяется о стену.

– Дэниэл!

Вцепившись в одеяло обеими руками, натягиваю его на голову.

Сапоги стучат по полу.

– Что, черт побери, творится на полу? – Калеб вырывает у меня одеяло. – Ты пролил краску и… Дэниэл? – Его голос становится мягким. – Что не так?

Поднимаю на него глаза – в его взгляде,