в отъезде. Папа угрюмо улыбается мне. Я понимаю, что ему пора ехать.

– Это не сработает, – говорит он.

– Что не сработает?

– Это.

– Ты о чем?

– Иди в свою комнату и дай мне подумать, – сердится он.

Быстро иду к себе и сажусь на краешек кровати. Он входит в комнату, его руки – глубоко в карманах.

– Теперь ты в порядке?

– Дэниэл… – У него странное выражение лица, будто ему жалко меня. – Я подумал. Пока меня не будет, нужно, чтобы ты был внизу.

– Внизу?

Он кивает.

– То есть в подвале?

Еще один кивок, и меня словно бьет током – так страшно мне становится.

– Нет! Пожалуйста! – соскакиваю я с кровати.

– Дэниэл, выслушай меня. – Он подходит ко мне, и я вжимаюсь в небольшое пространство между кроватью и стеной. – Это самое безопасное место из всех, где я могу оставить тебя. Это не наказание.

– Я… Ты не сердишься на меня?

– Я же только что сказал тебе: нет.

– Могу я взять туда стереоскоп?

– Если хочешь… – Он подходит ближе.

– А телевизор?

– Там нет электричества.

– Но если нет электричества, значит, нет света.

Он какое-то время молчит а потом отвечает:

– Я знаю.

С колотящимся сердцем переползаю через кровать и выбегаю из комнаты.

– Дэниэл. – Он следует за мной. – Иди сюда.

– Нет!

Пытаюсь залезть под диван, но он берет меня за талию и поднимает.

– Хватит говорить мне «нет»!

Он несет меня в холл и открывает дверь, ведущую в подвал. Пытаюсь уцепиться за раму, но он отдирает меня от нее с такой силой, что у меня горят ладони. Хватаюсь руками за воздух, но Калеб несет меня вниз, вниз, вниз, и с каждым его шагом вокруг становится все темнее и темнее.

Внизу он ставит меня на ноги.

У меня по щекам катятся слезы.

– Пожалуйста. – Я цепляюсь за его рубашку. – Мне очень страшно. Пожалуйста, не надо, если ты любишь меня.

– Дэниэл… – На его лицо падает верхний свет: никогда еще я не видел его таким опечаленным. – В этом мире не осталось никого, кого я люблю, кроме тебя.

С этими словами он заталкивает меня в подвал и запирает дверь.

Мое тело в подвале. Мой ум в небе.

Папа сказал, что вернется через несколько дней. Несколько – больше, чем два, но меньше, чем десять. Вот только время – не простая штука. Оно может идти медленно или быстро, назад и вперед. Несколько дней может означать вечность. Вечность бывает очень короткой.

Мои глаза постоянно в напряжении. Они пытаются видеть, то есть делать то, что положено делать глазам.

У меня есть пакеты с едой и вода.

У меня есть одеяла. Есть подушки.

Папа сказал, что это не наказание, но перед тем, как уехать, он очень сердился на меня. Может, это и не было наказанием, но теперь является таковым – должно являться.

Сейчас здесь не так холодно, как в прошлый раз, но по-прежнему очень темно. Летучие мыши видят в темноте. Они издают какие-то звуки, вибрацию. Это называется эхолокацией.

Пробую применить эхолокацию, щелкая языком, но в комнате по-прежнему темно.

Я хочу, чтобы папа вернулся домой.

Я не хочу быть один.

Грудь болит, голова болит, темнота делает мне больно.

В подвале я всегда бодрствую и одновременно всегда сплю. Грань между сном и бодрствованием довольно зыбкая.

Сейчас я сплю и вижу подсвеченные красным светом аквариумы с рыбками, но потом возвращаюсь, и здесь нет никаких аквариумов, так что, может, я нахожусь Нигде.

Лежа на подушке, вслушиваюсь в Ничто, когда неожиданно образуется Что-то. Какой-то скребуще-шаркающий звук.

Сажусь, дыша тяжело и быстро.

– Эй? – Мой голос отражается эхом. – Эй, эй, эй.

Вжимаюсь в стену… слушаю… слушаю…

И вот опять.

Рядом со мной что-то есть. И оно дышит.

Может, это какой-то зверь? Я слышу, как Что-то скользит по полу. Оно больше, чем мышь, или змея, или какое еще существо, способное проникнуть в подвал через вентиляционную решетку. Оно продолжает передвигаться по полу с тихим стоном.

Чудовище.

Стараюсь увернуться от него, а оно ползет дальше – скользящее-скребущееся-стонущее чудовище. Оно, должно быть, видит меня. Я снова щелкаю языком, но это опять не срабатывает. Я должен что-то предпринять, прежде чем оно заполучит меня. Я не могу убежать, значит, придется драться.

И, стоя на четвереньках, я бросаюсь туда, откуда доносятся звуки.

Воздух разрезает пронзительный крик.

И это кричит не чудовище… а девушка.

Сорок восемь

Девушка плачет, ее длинные волосы запутались у меня в пальцах. Иду назад, пока не утыкаюсь в стену.

– Прииивет?

Это невразумительное слово – не эхо.

– Привет? – повторяет она.

Обхватываю руками колени и подношу их к груди. Она еще какое-то время плачет, а потом начинает шептать – что-то обо мне и моем отце и о духе.

И это продолжается и продолжается.

Наконец я подаю голос:

– Как?

Шепот прекращается.

– Как ты сюда попала?

– Твой отец. Он… он сказал, что кто-то должен позаботиться о тебе.

– Он так сказал?

– Да. – Ее голос звучит испуганно. Пряди ее волос по-прежнему зажаты у меня в кулаках, и мне становится неловко.

– Я не хотел сделать тебе больно. Я думал, ты чудовище.

И слышу в ответ что-то среднее между смехом и плачем, а затем:

– Как тебя зовут?

– Дэниэл.

– Дэниэл?

Слово доносится до моих ушей и повисает в воздухе. В темноте слова звучат иначе.

Слышу, как она пододвигается ближе ко мне – будто ее молекулы перемещаются по подвалу. Испуганно отшатываюсь. Она затихает.

– Дэниэл… – Это слово снова приплывает ко мне. – Сколько тебе лет?

– Я… Я не знаю.

– А давно ты здесь?

– Не знаю.

– А ты знаешь, где мы?

– Мы Нигде.

Девушка начинает плакать.

– Можно включить свет? – спрашивает она позже.

– Хотелось бы, но света здесь нет.

– Что ты делаешь?

– Щелкаю языком.

– Щелкаешь языком?

– Хочу использовать эхолокацию: если щелкать правильно, в голове появляется карта и ты можешь видеть.

– Ты и вправду видишь?

– Ну… пока еще нет.

Слышу, как она снова передвигается по подвалу. Слышно, как ходит туда-сюда дверная ручка.

Говорю ей:

– Дверь заперта.

– А другая дверь здесь есть?

– Дверь?

– Или окно? Есть здесь другой выход?

– Я не должен думать о выходе. Я должен думать только о неправильных поступках.

– Но я ничего плохого не делала. Так что можешь сказать мне, где дверь.

– Здесь нет другого выхода. Только папа может входить и выходить.

– А… а он запирал тебя здесь раньше?

Мне стыдно рассказывать ей о моих прошлых неприятностях.

– Дэниэл? – снова хлюпает носом она. – Ты