Воздух здесь был спертым и жарким – мне сразу захотелось открыть окно. –  Ты, конечно, не просто так про них спросила.

– Конечно.

– И ты, конечно, имела в виду лепестки, которые убийца сунул в руки Витьке.

– Именно. – Я подошла к раме одного из окон и подергала ее.

С некоторым усилием мне удалось открыть одну створку. Стало легче – я с наслаждением втянула запах нагретой на солнце зелени, ворвавшийся внутрь.

– И какой вывод делает гениальный сыщик?

– Пойдем, выйдем на улицу, – вместо ответа предложила я.

В притихшем здании, где слышен был только мерный гул вентиляторов, все казалось неживым и заброшенным. Свежий воздух и кофе – вот, что мне было нужно, чтобы сохранять рассудок.

Я быстрым шагом пересекла вестибюль, вышла на улицу и направилась к причалу. Мой друг едва поспевал за мной.

– Ты не ответила.

– Не люблю говорить очевидные вещи. Ты со мной уже целый день работаешь, наверняка и сам способен сделать вывод.

– Думаешь, Витьку кто-то убил из-за этих дурацких роз?

– Не исключено.

– Послушай. – Гарик дернул меня за руку, отчего я споткнулась и почти упала. В последнюю секунду он подхватил меня и поставил на ноги. – Извини. Куда ты так летишь?

– Посмотреть, близко ли теплоход с полицией. – Я поправила перекрутившуюся футболку. Гарик невольно скользнул взглядом по полоске моего живота, на секунду открывшейся его взору. – Что ты хотел сказать?

– В общем, на мой взгляд, розы – это самая большая банальность в мире. Если у девушки день рождения, то можно с почти стопроцентной уверенностью ожидать, что кто-нибудь подарит ей розы. Поэтому связывать эти два события, мне кажется, преждевременно. Вот, какой я делаю вывод.

Мы спустились по ступеням к воде. Солнце еще не думало садиться, но полуденная жара ушла. Точка вдалеке стала крупнее.

– Им полчаса еще, по-моему, – предположил Гарик, – хотя могу и ошибаться.

– Они уже должны были быть здесь, – разозлилась я, почувствовав, как сдают нервы. Нужно срочно вернуться к поискам, чтобы сохранить спокойствие и ясность мысли.

– Задай мне вопрос, – попросила я.

– Какой?

– Любой, или я свихнусь. Мне нужно поразмышлять.

– Хорошо. Почему ты зацепилась за розы?

Я зашагала кругами вокруг Гарика.

– Кое в чем ты прав, розы всегда дарят на день рождения. Но эта деталь отлично вписывается в картину. Лепестки роз в ладонях Виктора – очень символичный жест. Это эмоции, а эмоции – всегда слабое и самое уязвимое место, которое, в конце концов, выдает убийцу. Этим жестом преступник хотел указать Виктору причину, которая привела его к смерти. Послание больше предназначалось убитому, а не тем, кто его найдет. Значит, что-то произошло в прошлом – какое-то событие, в котором фигурировал и Виктор, и эти злосчастные цветы. Иначе, он не понял бы символа. А день рождения Яны пока представляется мне наиболее подходящим событием. Если помнишь, девушка рассказала, что Виктор увидел кого-то знакомого, когда прогуливался с ней. Может, и его с любовницей все-таки заметили?

– Остынь. Виктор, скорее всего, был мертв, когда ему вложили в руки эти лепестки. Вряд ли он оценил бы креативность убийцы.

– Да, это я понимаю. Но речь идет в целом о ситуации. Может, убийца верит в то, что Виктор осознает свою вину после смерти, или сделал этот жест для самого себя.

– Мне кажется, из-за любовницы не убивают. Максимум, бьют морду.

– А если это было последней каплей?

Гарик подал плечами:

– Тогда главным подозреваемым должна была быть Вика.

– Так или иначе, история эта глубоко личная. С этим ты, по крайней мере, согласен?

– Хорошо. И кто, по-твоему, главный подозреваемый?

Я подобрала с земли палочку и спустилась к влажному песчаному берегу. Найдя относительно широкое место, я опустилась на теплый песок и нарисовала на нем кружочек.

– Подозреваемых у нас вагон, – буркнул Гарик. – Как в этом вообще можно разобраться?

– Это сначала так кажется, – подумав, ответила я, – но есть две вещи, от которых мы можем и должны отталкиваться. Первая из них – мотив. Отметаем большую часть обслуживающего персонала. Даже если убийца среди них, мы этого прямо сейчас не узнаем – нужны подробные допросы, которые уже лягут на плечи Кирьянова. Но на первый взгляд музыкантам, горничным, тетеньке из Загса, подсобному рабочему, тамаде и администратору не на что было злиться. По их показаниям, они до сегодняшнего дня либо в глаза не видели молодых, либо общались с ними только по работе. Сюда же можно отнести всех официанток, за исключением Яны. Эта барышня уже подозреваемая. – Я ткнула палкой в кружочек.

– Мне показалось, она смирилась со своим положением любовницы, и вообще, девушка довольно современных взглядов.

Я подняла глаза на своего друга и мягко улыбнулась:

– Гарик, я давно хотела сказать тебе, что я тебя люблю. У нас есть полчаса, может, плюнем на эти дурацкие убийства и поднимемся в номер?

Гарик опешил и посмотрел на меня, вытаращив глаза:

– Ты чего? Тань… я понимаю, флирт и все такое… но я… Марианна… понимаешь…

– Поверил?

Гарик с облегчением расхохотался:

– Ну ты даешь! Я реально поверил.

– Такой и был расчет. Это я к тому сказала, дружочек, что женщины обманывают. И в умении врать мы сильный пол превосходим на две головы.

– То есть ты меня не любишь?

– То есть Яна могла сказать нам что угодно, а на самом деле мечтала убить либо любовника за то, что бросил и не женился, либо его невесту – из ревности.

– Господи, не дай бог, – сорвалось у Гарика, – такой банальный сюжет получится!

Все-таки журналист и редактор в нем никогда не умирали.

Я усмехнулась.

– Ревность – хоть и банальная, но очень серьезная причина. И самая вероятная для убийства на свадьбе. Посмотри хотя бы на остальных наших подозреваемых.

Рядом с первым кружочком появился второй. Взрытый песок очертил его контуры ажурной бахромой.

– Это Варя? –  полуутвердительно спросил мой друг, присаживаясь рядом и трогая пальцами песок.