этой ревизии, – добавил фюрер, – Германия и Россия установят границы, существовавшие до войны [Первой мировой]»{374}.

Необыкновенно представительным был официальный прием в полпредстве в связи с годовщиной Октябрьской революции. На него явились все сливки общества: Геринг, Риббентроп, начальник имперской канцелярии Отто Мейснер, командующий германским ВМФ гросс-адмирал Эрих Редер, крупные бизнесмены, деятели культуры, актеры театра и кино (среди последних – Эмиль Яннингс[50], чья карьера пошла в гору при нацистах). «Прием привел в восхищение всех присутствовавших, – констатировал Шкварцев, – своим порядком и своей величественностью»{375}.

Полпред СССР Шкварцев, помощник военного атташе СССР комбриг Беляков и министр иностранных дел Германии Риббентроп на берлинском аэродроме Темпельхоф перед отлетом в Москву 27 сентября 1939 г. Фото из французского журнала Vu от 11 октября 1939 г.

Риббентроп обходит строй почетного караула по прилете в Москву 27 сентября 1939 г.

Подписание советско-германского Договора о дружбе и границе, Москва, 28 сентября 1939 г. На фото в центре рядом с подписывающим договор Риббентропом стоит полпред СССР в Германии Шкварцев, позади – начальник генштаба РККА Шапошников, наркоминдел СССР Молотов и Сталин.

20 декабря Гитлер и Риббентроп направили Сталину телеграммы с поздравлениями к шестидесятилетию. Телеграммы опубликовала германская печать, как и телеграмму с ответом Сталина. Это стало беспрецедентным событием в советско-германских отношениях. Обмен не только поздравлениями, но и телеграммами прежде не практиковался.

Конкретные свидетельства, иллюстрирующие торгово-экономическое сотрудничество двух стран, хорошо известны. СССР, поставляя в Германию нефть, древесину, редкие металлы, фосфаты, зерно и другие продукты, помогал рейху вести войну в Европе, преодолевать блокаду со стороны англичан и французов. Эти и другие факты позволили известному историку М. И. Семиряге утверждать, что «советско-германский договор от 23 августа 1939 г. по своему содержанию стоит ближе к типу договоров о взаимопомощи, чем договоров о ненападении»{376}.

Отдельные эпизоды находили отражение в дипломатических документах.

10 октября 1939 года бухта Западная Лица «была предоставлена правительством СССР в распоряжение германского военного флота для нижеследующих нужд: починка и снаряжение судов, снабжение судов продовольствием, горючим и прочими материалами, а также как место стоянки для военных кораблей, судов для снабжения и плавучих мастерских»{377}.

Бухта Западная Лица – один из пунктов базирования советского Северного флота. В частности, там обслуживались «Ян Веллем» – крупнейший немецкий танкер, который использовался для вторжения гитлеровцев в Норвегию в апреле 1940 года, и судно снабжения «Фениция».

7 января 1940 года Шуленбург информировал НКИД о том, что «германское главное военно-морское командование намерено в ближайшее время произвести снабжение топливом в бухте Западная Лица одного тяжелого крейсера водоизмещением в 10 000 тонн. Германское правительство выражает надежду, что правительство СССР даст на это свое согласие так же, как оно ранее дало согласие на снабжение подводных лодок»{378}.

Германская просьба была удовлетворена.

Помимо бухты Западная Лица гитлеровцы просили предоставить им в пользование бухту на восточном побережье Камчатки: «Германское военно-морское командование просит правительство СССР предоставить ему на восточном побережье полуострова Камчатка бухту для целей, аналогичных тем, которым служит бухта Западная Лица, т. е. как временное местопребывание и для снабжения германских судов»{379}.

12 декабря 1939 года Советский Союз вернул Германии океанский пароход «Бремен» компании «Норддойче Ллойд», который нашел убежище в Мурманске в связи с началом войны и находился там в течение трех месяцев{380}.

В начале февраля 1940 года советское правительство разрешило проход по Северному морскому пути с помощью советского ледокола немецкому вспомогательному крейсеру, который затем прибыл в район Тихого океана и потопил несколько британских торговых судов{381}.

М. И. Семиряга считает, что «никакими обстоятельствами нельзя оправдать преступное согласие советского руководства обслуживать немецко-фашистские военные корабли в советских портах в бассейне Баренцева моря, а также согласие на перегрузку товаров немецких торговых судов, прибывавших в Мурманск, на поезда, следовавшие в Ленинград, откуда они направлялись далее в Германию»{382}.

Опираясь на немецкие документы, историк отмечает показательную деталь: «В ноябре 1939 г. Шуленбург напомнил Молотову просьбу, чтобы находившимся в Мурманске германским морякам предоставить теплую одежду, необходимую им при несении зимней вахты. Молотов оперативно распорядился выполнить эту просьбу, за что через несколько дней удостоился из Берлина благодарности»{383}.

Иллюстрация другого рода. После завершения польской кампании многие раненые немецкие солдаты и офицеры находились на излечении в советских медицинских учреждениях. 25 января Шуленбург выразил «искреннюю признательность» Молотову за оказанное германским солдатам в Киевском 408-м госпитале внимание со стороны руководителя и врачебного персонала. Одновременно посол передал свою «глубокую благодарность» Ворошилову{384}.

Германский авиационный атташе «совместно с одним членом посольства» проинспектировали этот госпиталь, где находились «германские солдаты, раненные во время похода против Польши» и «попавшие туда под советское покровительство». «На обоих названных лиц произвело глубокое впечатление, с какой предупредительностью и с каким вниманием германские солдаты были приняты и снабжены всем необходимым в названном госпитале. В особенности они были поражены, с какой предусмотрительностью и с каким мастерством производилось лечение солдат, благодаря чему здоровье всех раненых, включая тяжелораненых, теперь восстанавливается»{385}.

Советское правительство проявляло заботу не только о раненых военнослужащих вермахта, но и об останках их погибших товарищей по оружию. Как заявляло в официальной ноте германское посольство, «речь идет о 1100 павших германских воинов, потеря которых помогла советской власти в ее борьбе с польской армией. Для германской армии погребение павших воинов в родной земле является делом чести»{386}. Имелись в виду потери, понесенные вермахтом в боях под Львовом. В целом же количество убитых оказалось больше – с учетом немецких потерь в других районах. В документах говорится о 13 тысячах гробов, отправленных в Германию{387}. Трудно сказать, сколько времени заняла перевозка всех погибших. В июне 1940 года германское посольство сообщило, что тела германских солдат, убитых в боях к «югу от Ломжи и к северу от Львова» и «погребенных на присоединенной к Советскому Союзу территории бывшей Польши, были отправлены на родину»{388}.

Одновременно германские власти продолжали настаивать на освобождении и выдаче германских граждан, находившихся под следствием, в тюрьмах и лагерях на территории Западной Украины и Белоруссии и в «основной части» СССР. По немецким оценкам, в тюрьмах и лагерях находились 295 человек, под следствием – 55. Для решения данного вопроса между двумя странами была достигнута договоренность о предоставлении дипломатическим и консульским работникам возможности встреч с этими гражданами.

Немцы также требовали «выпуска из советского гражданства жен высланных германских граждан» и предоставления им возможности покинуть Советский Союз. Таких жен насчитывалось 70, а «выпущено» было всего 19. Еще одну категорию составляли дети, родившиеся от смешанных браков. В мае 1941 года немцы ставили вопрос о возвращении уже не 24 детей (как прежде), а 42 мальчиков и девочек{389}.

Дети в основном находились в московском детдоме № 6 (Калашный переулок, 12). Воспитатели разделили их на два списка. В первый вошли дети, на отъезде которых настаивало германское посольство. Однако указывалось, что