Через несколько лет вопрос о еврейской иммиграции был окончательно закрыт. В обстановке Большого террора поднимать его стало попросту немыслимо. Многих евреев-переселенцев репрессировали, а деятельность внутрисоюзных и международных организаций, занимавшихся переселением евреев в СССР, была прекращена. В 1938 году ликвидировали «Агро-Джойнт», отдел американской еврейской благотворительной организации «Джойнт», и сотрудничавший с ней Комитет по земельному устройству трудящихся евреев СССР (КОМЗЕТ).

Прекратилось сотрудничество с Американским комитетом по переселению иностранных евреев в Биробиджан. Эта организация сокращенно называлась «Амбиджан». Еще в 1935 году она перевела в Госбанк СССР на счет КОМЗЕТа 10 тысяч долларов, предназначенных для переселения 50 семей. Всего же планировалось переселить в Биробиджан тысячу семейств. Когда выяснилось, что на иммиграцию в СССР фактически наложено вето, американцы потребовали от советского полпредства в Вашингтоне вернуть деньги, однако процесс затянулся. В апреле 1941 года заместителю наркома Соломону Лозовскому для решения данного вопроса пришлось обратиться к заместителю председателя правительства Николаю Булганину.

Отмечая, что переселение американцев практически не состоялось, «а о переселении иностранных евреев в Биробиджан в настоящее время и речи быть не может», замнаркома просил дать указание о возвращении 10 тысяч долларов, «не допуская этого дела до суда». Упоминание о возможности суда, очевидно, подействовало, и 12 апреля Госбанк перевел деньги{358}.

В канун войны антисемитизм все больше приобретал характер государственной политики{359}. Сошли со сцены практически все коммунисты-евреи из поколения старых большевиков. «Во второй половине 1938 г. прекратился прием новых партийных функционеров-евреев в аппарат ЦК ВКП(б), а с конца того же года их стали под различными предлогами переводить на другие руководящие должности». Очевидно стремление советского руководства таким способом не только создать благоприятный фон для советско-германского сближения, но и опровергнуть утверждения нацистской пропаганды об СССР как «иудейско-коммунистическом царстве», что «находило негативный для власти отклик в определенных кругах населения страны»{360}.

Уже отмечалась советская реакция (точнее, ее отсутствие) на Хрустальную ночь. Как мы помним, гитлеровцы это оценили.

Правомерны обвинения в адрес западных государств, не пожелавших организовать в массовом порядке прием евреев, пытавшихся спастись из нацистской Германии. Известна безрезультативность Эвианской конференции, созванной в марте 1938 года для обсуждения вопросов о помощи еврейским беженцам. Справедливо говорить, что западный мир в тот момент предал евреев. США приютили 27 500 человек, что было, конечно, каплей в море.

Но СССР выглядел не лучше. Он принял только тех, кому повезло оказаться на территории, занятой Красной армией в сентябре 1939 года. Сотни и тысячи изгоев пытались нелегально перейти советско-германскую границу и переправиться через Нарев, Вислу или Сан – реки, которые разделяли державы, оккупировавшие Польшу. Гитлеровцы не препятствовали этому, даже поощряли отток представителей «неполноценной расы». А советские пограничники открывали огонь по «нелегалам».

В январе 1940 года Потемкин специально вызвал Шуленбурга, чтобы выразить свое неудовольствие «насильственной переброской через границу на советскую территорию значительных групп еврейского населения». Первый заместитель наркома подчеркнул человеческие жертвы в результате «обратной переброски». Другими словами, несчастных выдворяли с советской территории обратно к гитлеровцам. Теперь в них стреляли уже германские пограничники. «…При попытках обратной переброски этих людей на германскую территорию германские пограничники открывают огонь, в результате чего десятки людей оказываются убитыми». Потемкин потребовал от посла связаться с Берлином, «чтобы оттуда германскому командованию были даны распоряжения немедленно прекратить указанные действия»{361}.

Эта ситуация отчасти напоминала спор, разгоревшийся между Германией и Польшей в октябре 1938 года. Тогда польские власти лишили проживавших в рейхе евреев гражданства, чтобы не допустить их перемещения обратно на родину. Германские же власти не отказались от планов принудительного возвращения польских евреев, что вызвало межгосударственный конфликт, нашедший отражение в донесениях советского полпредства в Берлине:

Фашисты насильно посадили их в вагоны (около 20 тысяч человек) и начали перебрасывать составы на польскую территорию. Первому составу удалось проскочить польскую границу. Остальные задержали на границе. Насильно посаженные в вагоны не сумели даже захватить с собой необходимые вещи, т. к. фашисты им не разрешили их брать. В ответ на это поляки стали спешно формировать составы из германских подданных и отправлять их в Германию. В результате получилось обострение польско-германских взаимоотношений{362}.

В тот раз обошлось без кровопролития, но на советско-германской границе с евреями уже совсем не церемонились.

По этому вопросу говорил с Шуленбургом и Молотов, конкретно упомянув «о неоднократной насильственной переброске с германской стороны на территорию СССР человек по 200 австрийских евреев». То есть помимо польских евреев нацисты заставляли переходить советскую границу, рискуя жизнью, евреев из захваченной ими Австрии. Шуленбург, что характерно, не спорил. Посол признал, что «факты переброски евреев действительно имели место, но что, по его представлению, германским властям даны указания не допускать подобного»{363}.

По различным данным, советские власти «вернули» гитлеровцам от 14 до 25 тысяч «евреев-перебежчиков»{364}.

В то время власти рейха еще не приступили к массовому уничтожению евреев в Германии и на оккупированных территориях и в ряде случаев предпочитали избавляться от них, высылая в другие страны. СССР в этой связи предлагалось принять из генерал-губернаторства евреев, имевших советское гражданство. Их выселяли из своих домов. Полпредство протестовало против подобных акций, и не только по гуманитарным причинам: в Советском Союзе принимать изгнанников не собирались. Однако гитлеровцы соблюдали свои интересы и предупреждали, что «МИД оповестит полпредство с тем, чтобы указанная категория советских граждан была бы принята на границе советской стороной»{365}.

Полпредство, со своей стороны, стремилось добиться от немцев согласия оставить советских евреев в их домах – в Варшаве и других городах оккупированной Польши. В памятной записке, переданной советником полпредства в Берлине и резидентом внешней разведки Амаяком Кобуловым младшему статс-секретарю Эрнсту Берману (заместителю Вайцзеккера) 30 апреля 1941 года, говорилось: «…ожидаем, что советские граждане-евреи не будут подвергаться каким-либо ограничениям в отношении проживания, передвижения, а также пользования имущественными и иными правами»{366}.

В то же время нельзя обойти вниманием тот факт, что среди евреев, легально оказавшихся в Западной Украине и Западной Белоруссии, находились и те, кто хотел перебраться в немецкую часть Польши. Этот феномен объясняет Д. Толочко: «Надо сказать, что подобная, во многом парадоксальная ситуация имела свои веские основания. Она объяснялась отсутствием у значительной части из них [евреев] работы, жилья, желанием воссоединиться с семьями. Беженцы из западных областей БССР вели активную переписку с родственниками, знакомыми, которые остались на территории бывшего Польского государства. Последние нередко сообщали в письмах, что “жизнь при нацистской оккупации не так уж страшна”»{367}. Кроме того, на евреев, прежде проживавших в Польше, нередко гнетущее впечатление производили «прелести» советской системы: всевластие номенклатуры, бесправие простого народа, репрессии, доносы и пр. Не все сознавали, что положение евреев при нацизме окажется гораздо страшнее. При регистрации для возвращения в генерал-губернаторство некоторые немецкие офицеры даже открыто предупреждали «возвращенцев» об опрометчивости их решения: «Евреи, куда вы едете? Вы что, не понимаете, что мы вас убьем?»{368}

На отношении к евреям