он должен был принимать. Артемида немного смутилась и сказала, что она, возможно, позволила себе некоторую вольность в составлении расписания, но такое случалось не в первый раз, и господин Лунц всегда с большой благодарностью относился к тому, как Артемида распределяла его время, учитывая его привычки и дурное настроение по утрам. Оказалось, что эта делегация обратилась по поводу встречи с господином Лунцем буквально накануне и уже под вечер, так что на работе господин Лунц к тому времени отсутствовал. Поскольку в составе делегации были именитые эксперты и знатоки творчества великого Пикассо из города Малага, Артемида была уверена, что господин Лунц не откажется их принять и непременно поблагодарит ее за то, что не стала названивать ему по пустякам на мобильный телефон в нерабочее время. Однако реакция шефа поразила ее до глубины души и оставила глубокий след на нервной системе.

Господин Лунц стал стремительно наливаться бордовым цветом, моментально вспотел, три раза выкрикнул слово «Малага» со все более угрожающей интонацией, выругался, почему-то упомянул фамилию бывшего директора музея и швырнул в стену массивный малахитовый стакан с карандашами и ручками, отчего сам стакан не пострадал, но на стене осталась внушительная вмятина. Артемида пулей выскочила из кабинета, плотно закрыла дверь, потом сделала глубокий вдох, одарила экспертов очаровательной улыбкой, принесла глубочайшие извинения и попросила их перенести встречу ввиду особых, даже чрезвычайных обстоятельств, неожиданно сложившихся у ее начальника.

Господин Лунц тем временем дрожащими пальцами набирал номер и ругался словами, совершенно неподобающими лексикону директора музея изящных искусств. Когда ему ответили, он не стал представляться и здороваться, что тоже было совсем не похоже на такого воспитанного человека, а крикнул в трубку: «Сволочь!»

– Что такое, Лунц? – как обычно весело отозвался Шклярский. – Ты на меня сердишься? Из-за чего же, друг мой?

– Оставь меня в покое! – кричал директор музея. – Мы обо всем договорились, я держу свое слово! Прекрати меня доставать!

– А что такое? Ты сам виноват в том, что мне нечем заняться, пока я дожидаюсь моей картины.

«Ты ее не дождешься!» – прошипел про себя господин Лунц, а вслух сказал:

– Ты обложил меня со всех сторон, названиваешь мне по сто раз в день, следишь за каждым моим шагом, проникаешь в мой дом, насылаешь на меня экспертов!

– Чего ты вскипятился, Лунц? Я абсолютно никого не насылал, о чем ты? Если музей в Малаге совершенно случайно снарядил делегацию в твой музей, потому что совершенно случайно прослышал о твоих редких кентаврах, то при чем тут я? Где связь, Лунц?

– А кто прислал внеочередную проверку из комитета по культуре? Кто отправил моей жене распечатку звонков с моего мобильного телефона?

– Но ты же выкрутился, Лунц? Ты же всегда выкручиваешься. Смотри, как я мобилизую твои внутренние резервы. Другой на твоем месте еще и поблагодарил бы.

– Чего ты добиваешься, Шклярский? Я же сказал тебе, когда картина будет готова. Я не могу ускорить процесс!

– И кто в этом виноват? Я жду справедливой компенсации. Я страдаю, Лунц, меня обокрали. Почему я должен страдать один? И, кстати, скажи мне, Лунц, разве вас, чиновников, не обязали сдавать все подарки и презенты, полученные на работе?

– О чем ты опять?

– О том гобелене, который украшает стену на твоей милой дачке. Не его ли преподнесли тебе бельгийские коллеги в прошлом году? Мне кажется, ты сдал его куда-то не туда.

– Прекрати шнырять по моим домам!

Шклярский, казалось, вообще его не слышал:

– Просто мне кажется, это не совсем справедливо. Барахло в виде доспехов и дикобразов ты почему-то оставляешь в дар музею, а что получше плавно перекочевывает в личное пользование. Может, мне стоит уведомить об этом наше ведомство? То есть министерство. То есть одного моего знакомого, который души не чает в единственной дочери. И, кстати, очень расстроится, узнав, с кем и как она проводит свое время.

– Моя личная жизнь тебя совершенно не касается! – Господин Лунц понимал, что сейчас его либо разобьет паралич от нервного напряжения и злости, либо он расплачется.

– Но что же делать? – картинно вздохнул Шклярский. – Что мне делать? Одинокий обворованный скиталец. Получивший пока одни только обещания.

– Через пару дней ты получишь картину.

– Ты прав, Лунц. Но, знаешь, я тут подумал – эти пару дней мне ведь тоже надо на что-то жить. Я снимаю гостиницу, и мне нужно полноценно питаться. Поэтому я, пожалуй, потребую с тебя еще и небольшую компенсацию моих непредвиденных расходов.

– Ты что, хочешь еще и денег?!

– Хочу, Лунц. И, представь себе, очень хочу!

Директор музея изящных искусств перестал ходить кругами вокруг старинного овального стола и опустился в кресло, ухватившись ладонью за свой многострадальный лоб в бусинках пота.

– Сколько? – обессиленно простонал он.

– Мелочь, – хихикнул Шклярский. – Ерунду.

И назвал сумму, от которой по спине у господина Лунца побежали мурашки. Он закончил разговор так же странно для воспитанного человека, как и начал, – выкрикнув в трубку: «Сволочь!»

Вечером того же дня измученный директор музея изящных искусств повел в один прелестный ресторан свою жену, у которой случились именины. Эти редкие выходы в свет, как и не менее редкие, но щедрые подарки супруге помогали господину Лунцу игнорировать приступы чувства вины. Они сидели за уютным столиком у окна, прямо напротив двери. Господин Лунц подливал жене вино в надежде, что ее скоро сморит сон и она захочет домой, не дожидаясь десерта. Но его супруга, как назло, была бодра и игрива и без умолку говорила о каких-то вещах, которые страшно раздражали господина Лунца, но он был вынужден улыбаться и даже время от времени гладить жену по пухлой руке с массивными кольцами. Чтобы развлечь себя, он рассматривал новых гостей ресторана, посетителей за соседними столиками и вышколенных официанток, которых руководство ресторана, по всей видимости, в принудительном порядке обязало разговаривать с французским акцентом для придания ресторану дополнительного шарма.

Супруга господина Лунца отправила в рот очередной кусок дорогостоящего деликатеса и принялась рассуждать о несовершенстве мироздания, которое заключалось в отсутствии у нее новой шубы на зиму. Господин Лунц болезненно поморщился, снова погладил жену по руке и отвернулся в сторону двери. Именно в этот момент дверь открылась, и в ресторан вошли новые посетители.

Солидный господин учтиво пропустил вперед свою юную спутницу, и тут сердце господина Лунца совершило неожиданный кульбит, после чего рухнуло куда-то под диафрагму. Он не мог поверить своим глазам, происходящее казалось ему странным фарсом. Дело в том, что он был совершенно уверен, что именно эта прекрасная белокурая особа в данный момент находится дома, у