воодушевленно кивнул искусствовед, что Лунц испугался, как бы он не ударился лбом о тарелку. – И запросто могли!

– Постой, но ведь вскрытие, экспертиза… Там же инфаркт…

– Послушай, Лунц, ты что, правда такой же древний и отсталый, как картинки у тебя в музее? Сейчас уже чего только не придумали, чтоб ты знал. Пять капель – и шито-крыто, и следов нет.

Искусствовед стал говорить медленнее, и господин Лунц ужасно испугался, что он сейчас заснет, а ему так и не удастся выяснить самого главного. Поэтому он вцепился в локоть своего соседа, надеясь, что боль его взбодрит, и заманчиво поставил перед ним еще одну рюмку, но при этом крепко удерживал ее рукой, чтобы его визави не успел опрокинуть ее до того, как выдаст заветную информацию.

– Я думаю, это невероятно. Ведь такого быть не может, – нарочно провоцировал Лунц. – Если бы где-то такое и придумали, чтобы даже никаких следов и врачи не могли доказать, то это явно не у нас. Разве что где-нибудь в Америке.

– Какой ты упрямый, Лунц. Как баран. Где та Америка? Да она давно уже в подметки нам дышит. Они там вообще в кризисе! Ты хоть знаешь, что у них там происходит? Да кому она сдалась, эта Америка?!

Разговор явно сворачивал не в ту сторону, но господин Лунц ловко спас ситуацию.

– Ты прав, ты прав, дорогой, – залился он соловьем, зная, что искусствовед особенно падок на лесть. – Разумеется, ты прав. Кто, как не ты, всегда и все знает.

– Я – знаю! – провозгласил искусствовед и поднял вверх указательный палец.

– Может, тогда ты знаешь, у кого достать такие капли? – Господин Лунц сам не мог поверить, что все-таки сказал это вслух.

Искусствовед снова поднял на него мутный взгляд, криво прищурился, долго молчал, глядя Лунцу в переносицу, а потом с размаху хлопнул его по плечу:

– Ха! Ты меня проверяешь! Проверяешь меня, да, Лунц? Думаешь, я выпил и плету языком? Да, я выпил, но я и пьяный знаю побольше, чем все вы тут, вместе взятые. Хочешь, чтобы я доказал? А я докажу!

Он бросил вилку и нож и начал шарить по карманам. Потом достал пузатый кошелек, выложил из него на стол несколько золотых кредиток, искоса посматривая на эффект, производимый на публику, и, наконец, маленький прямоугольник, на котором было напечатано только одно слово: «Аптекарь». С другой стороны прямоугольника размашистым почерком был написан адрес.

«– Вы никогда не были в этом доме.

– Разумеется.

– Вы никогда не видели меня, не знаете моего имени, у вас нет ни телефона, ни адреса…»

Глава двадцать четвертая

1

Райские птицы любят позировать. Красуются часами, примеряют позы, меняют наряды, могут быть разными. Пахнут так сладко, щебечут так нежно. Нет никого на свете, кто был бы их краше. Они знают об этом, любуются собой, завораживают сами себя. Начинают кружиться, забывают про все, танцуют, поднимают ветер, хотят улететь, но что-то их держит, кем ни прикидывайся, будь ты цветок или райская птица. Рвутся на небо, теряют перья, бьются и злятся. Не подходи никогда к райской птице ближе, чем свет от ее оперения. Она не простит и ударит. Лучше начни танцевать ее танец, сделай вид, притворись, удиви ее. Чтобы она поверила, что ты на нее похож. Что и ты умеешь летать и танцевать ее танцы. Потому что так не бывает, чтобы ее птенец всегда оставался гадким…

2

Разумеется, я отправилась к Марте выяснять судьбу исчезнувшего флакона. Полицейскому инспектору я пообещала доставить вещественное доказательство как можно скорее прямо в участок.

– Как хорошо, что ты пришла! – обрадовалась она. – Мои старшие играют с соседской девочкой, а мы пока хоть поговорим с тобой как нормальные люди.

Соседская девочка, существо абсолютно ангельского вида, как раз выползала на четвереньках из-за саркофага, а отпрыски Марты делали вид, что охотятся на нее, стреляя из воображаемых луков и пистолетов и сопровождая свои действия жуткими воинственными криками. Младенец, как обычно, был привязан к Марте и крепко спал, не обращая ни на что внимания.

– Я на минуту, – предупредила я, когда мы добрались до кухни, но тут же поняла, что этим моим планам вряд ли суждено сбыться: Марта доставала из духовки индейку и ставила на стол тарелки. – Я только зашла за флаконом…

– За каким флаконом? – Марта аппетитно облизнула пальцы и уселась на табурет. – Хочешь вина? Я не буду, а тебе надо. Снимешь стресс.

– За флаконом, в котором была кислота. Спасибо, если только чуть-чуть.

Марта слезла с табурета и полезла в шкаф за бутылкой.

– А ты уверена, что он не у Марка? – спросила она.

– Вообще-то это он сказал, что флакон у тебя. У него его точно нет, он сказал, что ты его забрала.

– Да? – Марта приподняла брови. – Знаешь, я, наверное, от стресса ничего не помню. Да и выпили мы тогда. В общем, в той части, которая касается флакона, у меня в голове какой-то туман.

– Подожди. Так флакон у тебя или нет? Мне нужно отдать его полиции, они сейчас занимаются картиной и прочими моими неприятностями. То есть я надеюсь, они все-таки будут заниматься, потому что пока доказательств у них маловато.

– Может, он все-таки у Марка?

Марта вела себя странно. Я знала ее очень хорошо и сразу поняла, что она хитрит. Но у меня не было никакого настроения играть в прятки.

– У Марка его нет, у меня дома его тоже нет, он может быть только у тебя. И Марк собственными глазами видел, как ты забрала его, когда за тобой приехал муж. Марта, что с тобой?

– Давай я налью тебе еще…

– Давай ты отдашь мне флакон. И вообще мне это не нравится! Он у тебя или нет?

– Можно я отнесу ребенка в детскую? А потом ты сможешь меня убить.

Мой интерес к индейке и вину окончательно улетучился. Марта знала, где флакон, в этом я не сомневалась, но ее поведение не предвещало ничего хорошего.

– Марта, ведь ты его забрала? – тихо спросила я, попытавшись поймать ее взгляд.

– Да, – кивнула она. – Но у меня его нет.

Мне стало нехорошо. Это была единственная улика.

– Я его разбила, – тихо сказала она. – Можешь меня убить.

– Ты с ума сошла? Как это могло случиться?

– Можешь меня убить, – снова повторила она. – Имеешь полное право. Но я не нарочно, и у меня дети. Вот, целых два смягчающих обстоятельства.

– Хватит этого бреда! – Я уже сердилась. – Почему ты ничего мне