психопат. Потом вспомнила о том, на что полякам приходилось идти, чтобы выжить в лагере. Лагерь ожесточал людей и лишал их сочувствия. Для того чтобы протянуть пару недель, требовалась невероятная удача, хитрость и отчаянный эгоизм. Теперь она смотрела на мальчугана с жалостью. Какой ребенок не ожесточился бы при таких обстоятельствах?

То же самое касалось и большинства охранников, подумала Янина, ведь в основном это этнические немцы, не вызывавшиеся служить в лагере. Тем не менее в условиях постоянного диктата, насилия и угроз наказания со стороны вышестоящих они входили в роль жестоких надзирателей. И все же эти люди не были чужды человечности, что доказывал пример Хоффманна или охранника-тирольца. Даже некоторые эсэсовцы, издевавшиеся над заключенными, порой приходили к Янине на помощь, отворачиваясь, когда она передавала кому-то из узников пакет, или предупреждая о приближении Фуманна. Человеческое отношение пробуждало добрые чувства даже у тех, кто обычно был суров. Осознание этого помогало ей продолжать свою миссию в Майданеке и оценивать риски, на которые она шла.

Благодаря второму дну в суповых бидонах и корзинам с хлебом члены лагерного подполья вели регулярную переписку со своими товарищами на воле. Заключенные составляли списки тех, кто не был членом Сопротивления, но не получал посылок. Янина передавала эти списки в ОПУС, подразделение АК, и тот отсылал посылки и этим людям тоже[215].

Янина следила за тем, чтобы только члены АК, работающие в люблинском комитете поддержки, участвовали в проносе переписки и контрабанды в Майданек. Ее ассистентка Ханка не была членом АК, поскольку поклялась своей матери не вступать ни в какие отряды Сопротивления после того, как ее отца забрали в качестве заложника и расстреляли. Ханка быстро сообразила, что доставки в Майданек используются для контрабанды, и упросила Янину позволить ей участвовать в операции. Ханка показала себя такой ценной сотрудницей, что Янина согласилась, и Ханка заменяла ее в те дни, когда Янина не могла сама сопровождать доставки.

В ноябре 1943 года люблинский комитет поддержки отправил в Майданек 20 тонн хлеба, 15 700 литров супа и другое продовольствие. Количество казалось огромным, но Янина понимала, что на всех его все равно недостаточно. Особенно остро она осознала это в один снежный день, когда доставляла в лагерь суп. Телеги всегда сильно трясло на камнях Черной дороги, но в тот раз ее телегу занесло, и она перевернулась. Янина упала в снег, но быстро вскочила на ноги. Бок у нее болел, но кости вроде бы были целы. И тут она с ужасом увидела, что контрабанда, которую она везла в небольшом мешке, рассыпалась на снегу. Заключенные, работавшие поблизости, бросились к перевернутой телеге, и, когда первый приблизился к ней, Янина показала ему на контрабанду, глазами моля о помощи. Он быстро собрал рассыпавшиеся предметы, пока охранник-эсэсовец освобождал лошадей, запутавшихся в упряжи. Перевернув телегу обратно и поставив на место пустые бидоны, заключенные набросились на пролитый суп, руками хватая овощи и заталкивая в рот пропитавшийся супом снег. Когда Янина проезжала это место на обратном пути, она увидела, что снег совершенно чист – ни следа супа. Ее тронуло то, как заключенные сначала помогли ей, прежде чем накинуться на суп, но одновременно это происшествие показало, что объемов помощи недостаточно.

Поэтому она пошла к Вайсу, чтобы откусить у него еще один палец – и вернулась с большей частью руки. Комендант согласился, чтобы польские заключенные получали неограниченное количество посылок, и разрешил, чтобы родные отправляли им теплую одежду. Он увеличил количество писем, которое каждый заключенный мог отправлять в месяц, до трех. Он даже согласился отвечать на запросы относительно конкретных заключенных, поступающие от семей или ГОС, если те предоставят точные данные. И все равно Янина требовала большего: привозить суп всем польским заключенным в Майданеке, а не только пациентам лазаретов. Вайс ответил, что это не в его полномочиях. Ей надо получить одобрение у начальника полиции безопасности и СД по округу Люблин. Что Янина и сделала. Соответственно, с декабря 1943 года люблинский комитет поддержки начал поставлять польским заключенным Майданека суп, булочки, компот и другие пищевые продукты три раза в неделю[216].

Незадолго до Рождества Янина наконец получила устройство для пневмоторакса, которое запрашивал лагерный врач. Теперь надо было придумать, как доставить его, потому что устройство было слишком большим, чтобы спрятать его в хлебную корзину или бидон с супом. Его надо было как-то устроить в грузовике, чтобы эсэсовцы при осмотре не обратили на него внимания. Коллеги из АК построили деревянный ящик, который точно помещался под водительским сиденьем грузовика, используемого для доставок. Однако оставалась проблема – как выгрузить его на Поле 5, чтобы эсэсовцы ничего не заметили. В их с Яниной тайной переписке Баржельский и доктор Новак предложили план.

Теперь, когда люблинский комитет поддержки предоставлял питание всем польским заключенным, приходилось отправлять в лагерь строгого надзора по два грузовика. В день перед доставкой устройства пневмоторакса Янина проинформировала лагерные власти, что одна из кухонь комитета нуждается в ремонте, поэтому на следующий день она отправит на Поле 5 только один грузовик. На этом грузовике приехала сама Янина. Скрывая свою нервозность, она принялась, как обычно, болтать с дежурным офицером, пока эсэсовцы осматривали груз. Ее пропустили, и она поехала на Поле 5, где дожидались Баржельский и Новак. Притворно удивившись, что приехал только один грузовик, Баржельский объявил, что нет смысла отвлекать заключенных от работы, чтобы разгрузить его, когда можно подъехать прямо к кухне. Это была часть плана, поскольку водитель грузовика знал, что заедет на территорию, и его обучили вытаскивать ящик из-под сиденья. Но внезапно Баржельский попросил водителя вылезти из кабины, чтобы он отогнал грузовик сам. Он прыгнул за руль и поехал.

Янина бросила взгляд на вышку охраны и затаила дыхание. Охранник схватился за автомат и смотрел, как Баржельский отъезжает на грузовике. Решив, что Баржельский не осмелился бы на такое без приказа, охранник не стал стрелять.

Янина поежилась. Сможет ли Баржельский вытащить ящик из-под сиденья? Не повредит ли устройство и не перепутает ли детали так, что доктор Новак не сможет их собрать, следуя зашифрованным инструкциям, которые ему передали? Что, если Баржельского поймают? Она уже сомневалась в правильности своего решения: стоила ли помощь больным туберкулезом того, чтобы подвергнуть опасности всю операцию в Майданеке? Правильно ли она оценила риски?

Баржельский вернулся с грузовиком. Янина поехала к себе в офис на Любартовскую улицу, где водитель вытащил ящик и передал ей. Внутри лежала посылка с открыткой, подписанной: «С благодарностью