София нахмурилась. Она выглядела озабоченной, и меняпоразили ее бледность и круги под глазами.

Мы отправились в гостиную. Эдит как раз промокала надписи наконвертах. Она быстро встала.

— Ну теперь можно ехать, — сказала она. — Я велела Эвансуподогнать к парадному «форд».

Она торопливо вышла в холл, и мы пошли за ней следом.

На глаза мне снова попались чемоданы с голубыми наклейками.По непонятной причине их вид вызывал у меня какое-то смутное чувствобеспокойства.

— Вполне приличная погода, — сказала Эдит де Хэвиленд,натягивая перчатки и поглядывая на небо. Перед домом стоял «Форд-10». —Прохладно, — продолжала она, — но зато какой бодрящий воздух! Настоящийанглийский осенний день. А как красиво выглядят деревья с голыми ветвями нафоне неба… кое-где еще остались один-два золотых листочка…

Она немного помолчала, а потом повернулась к Софии ипоцеловала ее.

— До свидания, дорогая. Не слишком беспокойся. Естьиспытания, которые надо мужественно встретить и стойко выдержать. Пойдем,Джозефина, — позвала она девочку и села в машину. Джозефина взобралась насиденье рядом с ней.

Обе помахали нам, и машина уехала.

— Думаю, она права, и Джозефине лучше хоть ненадолго уехатьиз дома.

Но мы должны заставить эту девчонку рассказать нам все, чтоона знает, София.

— Возможно, что она не знает ничего, а просто выхваляется.

Джозефина, знаешь ли, обожает быть в центре внимания.

— Нет, в данном случае это была не похвальба. Ты не знаешь,что за яд был в какао?

— Полагаю, что это дигиталин. Тетя Эдит принимает дигиталинкак сердечное средство. В ее комнате был полный пузырек этих маленькихтаблеток. А сейчас пузырек пуст.

— Ей следовало бы хранить такое лекарство под замком.

— Она и запирала его в шкафу. Но кому-то, по-видимому, нетак уж трудно было обнаружить, где она прячет ключ.

Кому-то? Кому же именно? Я снова взглянул на сложенный вуглу багаж.

Неожиданно для себя я громко воскликнул:

— Они не могут уехать! Им нельзя разрешать.

София взглянула на меня с удивлением.

— Роджеру и Клеменси? Чарльз, не могло же тебе прийти вголову…

— Ну хорошо, допустим. А что пришло в голову тебе?

София беспомощно развела руками.

— Не знаю, Чарльз, — прошептала она. — Знаю только, что яснова погрузилась в этот кошмар.

— Понимаю. Именно эти слова пришли мне в голову, когда мыехали сюда вместе с Тавенером.

— Это кошмар. То, что происходит, иначе не назовешь. Ходишьсреди людей, которых знаешь, смотришь в их знакомые лица… и неожиданно лицоменяется… и это уже не тот человек, которого ты знаешь, а незнакомец… жестокий,чужой тебе человек. Пойдем на воздух, Чарльз! — воскликнула София. — Пойдем навоздух, там безопаснее. Мне страшно оставаться в этом доме…

Мы долго гуляли по саду. По какому-то молчаливому согласиюмы больше не говорили о том ужасе, который тяжким грузом давил на нас. Вместоэтого София с любовью рассказывала о покойной нянюшке, о том, чем онизанимались вместе, в какие игры играли с нянюшкой в детстве… вспоминалаистории, которые рассказывала им нянюшка о Роджере, об их отце и о другихбратьях и сестрах.

— Видишь ли, это они были ее настоящими детьми. К нам онавернулась во время войны, чтобы помочь, когда Джозефина только что родилась, аЮстас был забавным малышом.

В этих воспоминаниях София находила некоторое утешение, и явсеми силами старался заставить ее говорить.

«Интересно, — подумал я, — что сейчас делает Тавенер.Наверное, допрашивает слуг». От парадного входа отъехала машина с полицейскимфотографом и еще какими-то двумя людьми, и сразу же подъехала санитарнаямашина.

София вздрогнула всем телом. Вскоре санитарная машинауехала, и мы поняли, что тело нянюшки увезли, чтобы произвести вскрытие.

А мы все ходили по саду и разговаривали… и слова нашипостепенно становились лишь прикрытием для одолевавших нас мыслей.

Наконец София, начавшая дрожать от холода, сказала:

— Должно быть, очень поздно… стало уже темно. Нам придетсявернуться. Тетя Эдит с Джозефиной еще не вернулись… Тебе не кажется, что порабы им уже быть дома?

Во мне шевельнулось смутное беспокойство. Что случилось? ИлиЭдит умышленно держала Джозефину подальше от нелепого домишки? Мы вошли в дом.

София задернула все портьеры. В камине горел огонь, ипросторная гостиная с присущей ей нереальной атмосферой былой роскоши выгляделаочень мирно.

На столах стояли огромные вазы с бронзовыми хризантемами.

София позвонила, и горничная, которую я раньше встречал вапартаментах второго этажа, принесла нам чай. У нее были заплаканные глаза, иона время от времени всхлипывала. Я заметил также, что она то и дело испуганнооглядывалась через плечо.

К нам присоединилась Магда, а для Филипа чай отнесли вбиблиотеку. На сей раз Магда олицетворяла глубокую скорбь. Она почти неразговаривала, только спросила: «Где Эдит и Джозефина? Уже поздно, а их нетдома», — но было видно, что она занята другими мыслями.

У меня же беспокойство нарастало. Я спросил, здесь ли ещеТавенер, и Магда ответила, что он, по-видимому, еще не уехал. Я разыскал его исказал, что беспокоюсь о мисс де Хэвиленд и девочке.

Он немедленно позвонил, по телефону и дал какие-то указания.

— Я сообщу вам, как только узнаю что-нибудь, — сказал он.

Поблагодарив его, я вернулся в гостиную. Там были София сЮстасом, а Магда ушла.

— Он сообщит нам, как только узнает что-нибудь, — сказал яСофии.

— Что-то случилось, Чарльз, — сказала она тихо, — наверное,что-то случилось.

— Милая София, ведь на самом деле еще не очень поздно.

— О чем вы беспокоитесь? — сказал Юстас. — Вполне возможно,что они зашли в кино.

Ленивой походкой он вышел из комнаты.

Я сказал Софии:

— Может быть, мисс де Хэвиленд решила остаться с Джозефинойв гостинице… или увезла ее в Лондон. Мне показалось, что она поняла, какаяопасность грозит ребенку… возможно, даже в большей степени, чем мы.