Я не сразу понял, почему у Софии был такой мрачный взгляд,когда она сказала мне: «Она меня поцеловала на прощание…» Я не вполне понял,что она имела в виду, произнося эти, казалось бы, не связанные со всемпредыдущим слова, и что это могло означать. Я спросил только, беспокоится лиМагда.

— Мама? Ну что ты, ничуть. Она не ощущает времени. Сейчасона читает новую пьесу Вейвасора Джонса под названием «Женщина располагает».Забавная вещица об убийстве… героиня — этакая Синяя Борода женского рода… намой взгляд, чистейшей воды плагиат — списано с пьесы «Мышьяк и старинноекружево», но там есть заманчивая женская роль — роль женщины, у которой быламания становиться вдовой.

Я не поддержал эту тему. Так мы сидели, делая вид, чточитаем.

Примерно в половине седьмого дверь отворилась и вошелТавенер.

Выражение его лица подготовило нас к тому, что он собиралсясказать.

София встала:

— Что? — спросила она.

— Боюсь, что принес вам плохие вести. Я поднял всех потревоге и бросил на поиск машины. Какой-то автомобилист сообщил, что виделмашину марки «Форд-10» с похожим номерным знаком, которая свернула с главногошоссе в районе Флэкспур-Хит и поехала по проселочной дороге.

— Не по той ли дороге, которая ведет к Флэкспурскомукарьеру?

— Да, мисс Леонидис. — Немного помолчав, он продолжил: —Машину нашли в карьере. Обе пассажирки погибли. Пусть вам будет утешением, чтосмерть наступила мгновенно.

— Джозефина! — В дверях стояла Магда. Голос ее перешел ввопль: — Джозефина! Моя малышка…

София подошла к ней и обняла.

Я вдруг вспомнил, что, когда Эдит де Хэвиленд вышла в холл,у нее в руке были написанные ею письма. Но когда она садилась в машину, писем унее в руке уже не было.

Вбежав в холл, я бросился к длинному дубовому комоду иобнаружил письма, незаметно засунутые за бронзовый кипятильник. Верхнее письмобыло адресовано старшему инспектору Тавенеру.

Тавенер вышел в холл за мной следом и стоял рядом. Япротянул ему письмо, и он вскрыл его. Стоя с ним рядом, я прочитал это краткоепослание.

Надеюсь, что это письмо будет прочитано после моей смерти.Не вдаваясь в подробности, я принимаю на себя всю ответственность за смертьсвоего деверя Аристида Леонидиса, а также Джанет Роув (нянюшки). Тем самымзаявляю, что Бренда Леонидис и Лоренс Браун не виновны в убийстве АристидаЛеонидиса. Доктор Майкл Чейвас, проживающий по адресу Харли-стрит, 783,подтвердил, что мне осталось бы прожить не более нескольких месяцев. Япредпочитаю уйти из жизни путем, который избрала, и избавить двух невиновныхлюдей от такого тяжкого испытания, как обвинение в убийстве, которого они несовершали. Я нахожусь в здравом уме и полностью отвечаю за написанное.

Эдит Эльфрида де Хэвиленд.

Когда закончил читать письмо, я понял, что София тоже егопрочитала, — не знаю, то ли с позволения Тавенера, то ли без разрешения.

— Тетя Эдит… — прошептала София.

Мне вспомнилось, как безжалостно Эдит де Хэвиленд втаптывалаползучий сорняк каблуком в землю. Я вспомнил также, что в самом начале у менябыли подозрения в отношении Эдит де Хэвиленд, которые казались мне тогда такиминелепыми. Но зачем же…

София высказала вслух мою мысль, прежде чем я сформулировалее.

— Но зачем же было убивать Джозефину? Зачем она взяла ссобой Джозефину?

— Зачем она вообще это сделала? — спросил я. — Чем былмотивирован ее поступок?

Едва успев задать этот вопрос, я уже мог бы на негоответить, я понял правду. Совершенно ясно представил себе всю ситуацию.Вспомнив, что до сих пор держу в руке второе письмо, я взглянул на адрес иувидел там свое собственное имя.

Конверт был потолще и потверже, чем первый. По-видимому, японял, что именно содержится в конверте, еще до того, как его распечатал. Явскрыл конверт, и оттуда выпала маленькая черная записная книжка. Я подобрал еес пола… она раскрылась у меня в руке, и я увидел запись на первой странице…

Как будто откуда-то издалека прозвучал голос Софии —отчетливый и сдержанный.

— Мы все ошиблись, — сказала она. — Это сделала не Эдит.

— Не Эдит, — эхом отозвался я.

София подошла совсем близко ко мне и прошептала:

— Это сделала Джозефина… ведь правда? Да, именно Джозефина.

Мы вместе прочитали первую запись в записной книжке,сделанную неуверенными детскими каракулями:

«Сегодня я убила дедушку».

Впоследствии я не переставал удивляться тому, что былнастолько слеп.

С самого начала истина буквально лежала на поверхности.Джозефина, и только Джозефина, вписывалась в схему по всем параметрам. Еетщеславие, ее неизменное самомнение, удовольствие, которое она испытывала отсвоих рассказов, ее излюбленное упоминание о том, как она умна и как глупаполиция.

Я никогда не принимал ее в расчет, потому что она быларебенком. Но дети, случалось, совершали убийства, а данное конкретное убийствокак раз и было в пределах возможностей ребенка. Ее дед сам указал способ… онпрактически дал ей в руки план. Все, что ей оставалось сделать, — этопозаботиться о том, чтобы не оставить отпечатков пальцев, а самое поверхностноезнакомство с детективной литературой могло подсказать ей, каким образом этосделать. Все остальное было просто-напросто «сборной солянкой» из разныхпрочитанных детективных романов. Записная книжка… выслеживание… ее мнимыеподозрения, настойчивое упоминание о том, что она ничего не расскажет, пока унее не будет полной уверенности…

И наконец, покушение на собственную жизнь. Это был оченьрискованный спектакль, если учесть, насколько велика была вероятность лишитьсяжизни.

Но она, как это свойственно любому ребенку, даже не подумалао такой возможности. Она чувствовала себя героиней. А героини не погибают. Ведьтам даже улика была — кусочки земли на сиденье старого стула в сарае.

Никому другому, кроме Джозефины, не понадобилось бывзбираться на стул, чтобы водрузить мраморный брус на верхнюю планку двери.Очевидно, он попал в цель не с первой попытки (отсюда и вмятины в полу), и онатерпеливо вскарабкивалась на стул снова и устанавливала его на место,прикасаясь к нему через свой шарф, чтобы не оставить отпечатков пальцев. Инаконец, камень попал в цель… и Джозефина едва не поплатилась жизнью.

Подготовка к этой сцене была проведена безукоризненно… былосоздано именно то впечатление, на которое она рассчитывала! Она была вопасности, она «что-то знала», на ее жизнь было совершено покушение!