– В Вермонте, – пробормотала Астрид сквозь стиснутые зубы. – Выводит новые породы собак.

– Что-то вроде сутенера? – сказала Сесилия. – Разве в нашей культуре не принято считать, что евгеника – наука вредная и нам надо просто приспособиться? Кому в наши дни нужен генетический материал?

– Эй, это что за наезд? Во-первых, не надо сильно умничать. – Портер показала на свой живот. – Во-вторых, кое-кому, знаешь ли, иногда требуется помощь.

– Почему было не взять приемного ребенка, Портер? Это, кстати, прекрасный вопрос, Сесилия. – Астрид сделала паузу. – Никогда об этом не думала? Я без критики. Просто любопытно.

Портер закатила глаза.

– Мы на похоронах. Может, о моем решении завести биологического ребенка поговорим позже? – Она подтолкнула Сесилию в спину.

– Я про собак говорила, – заметила Сесилия.

– Вы тоже любите собак? – раздался голос.

Трое Стриков обернулись – к ним подплыла сестра Барбары. Кофта сплошь – вышивка из собак. Барбара никогда не надела бы такой кричащий наряд.

– Я развожу коз, – ответила Портер. – Но да, собак мы все очень любим. Примите соболезнования.

Астрид выставила руку вперед.

– Мы вам очень сочувствуем. Это всегда тяжело, я знаю. Я потеряла мужа. От тебя ждут, что ты все организуешь, а тебе охота одного – лечь в постель. Боб сказал мне, что вы ему очень помогли.

Сестра Барбары кивнула.

– Он прекрасный человек. Вообще они были прекрасной парой. Таких встретишь нечасто. – Она подняла глаза к небу. – Мы скоро начнем, так что найдите себе местечко.

– Спасибо, найдем, – сказала Астрид и направила Сесилию за плечо к последнему ряду, ближайшему к выходу. – Спорю на миллион, что Барбара сестру ненавидела. На два миллиона. Тот еще экземпляр, вторую такую хрен сыщешь. Она, небось, и не знала, что Барбара живет в «Херон медоуз». Точно. А все кошки Барбары – они разве чистопородные? Куда уж там. – Астрид посмотрела в сторону двери и увидела Берди.

Берди была одета очень элегантно. Темно-синяя рубашка с пуговицами на воротнике, брюки в тоненькую полоску, галстук-шнурок с серебринкой. Из-за этой серебринки седая прядь в ее волосах сверкала, точно сполох пламени, как у Стервеллы в «101 далматинце». По крайней мере в голову Астрид пришло именно такое сравнение. Она поднялась, махнула рукой и встретила Берди лучезарной – не совсем уместной на похоронах – улыбкой.

Былая храбрость улетучилась. Утром над кроватью со стороны Берди словно проплыло облачко. Берди всегда – это Берди. Какая есть, такая есть. Астрид никогда не лгала, но никогда и не открывала все карты. Порой она задумывалась: что сказал бы Расселл, признайся она ему, что иногда мечтает о близости с женщиной? Не чаще, чем о близости с мужчиной, так, иногда. Примерно раз в пять лет ее внимание привлекал какой-то мужчина, и она представляла первый с ним поцелуй, потом и секс, свадьбу – однако через несколько месяцев это чувство проходило. В памяти оставил след учитель Портер в пятом классе, высокий крепыш, и как-то Астрид даже нарисовала себе целую картину: он приглашает ее прокатиться в Катскилльские горы, с палаткой, ночью добирается до ее тела. Еще вспоминалась ей чернобровая женщина, брови – просто блеск, она работала в книжном магазине Сьюзен, потом перешла в школьную библиотеку. Расселл был человеком ранимым, стеснительным, узнай он про такое, сильно бы расстроился. Впрочем, не умри он, они бы так и жили в браке, ничего такого она ему бы не рассказала. В том-то и есть суть успешного брака: не разводиться, не умирать! Все остальное можно уладить. Как живется, так и живется. Люби спокойно. Не надо мириться с тем, чего ты не заслуживаешь, просто живи спокойно, как дыхание в спящем теле, не дергайся. А вот Ники и Джульетта дергаются, каждодневный супружеский быт им скучен. И Эллиот с Венди страдают от того же самого. А надо ли? Пусть это старомодно, пусть угнетает, а как люди жили раньше? Именно это она хочет сказать своим детям. Всем троим. Жизнь есть жизнь! Думаете, ваши прадедушки и прабабушки, прапрадедушки и прапрабабушки всегда были влюблены? Конечно, вы слышали о парах, которые каждый вечер перед ужином танцуют около стола, которые держатся за руки, пока им не стукнет девяносто, а потом умирают с интервалом в два дня, потому что не в силах вынести потерю, – да только это исключения, разве нет? Хотя как сказать! Она и Расселл были хорошей парой, но вполне обыкновенной. Ему нравилась жуткая музыка. Они ругались, тыкали пальцами. Время от времени то он, то она проводили ночь на кушетке, потому что лечь рядом – невыносимо. Будь он жив, они бы и сейчас ругались, можно не сомневаться. А вот появились бы в ее жизни обеды с Берди? Стали бы они ходить в кино и есть попкорн из общего пакета, одновременно лезть в него руками, когда сталкиваются костяшки пальцев? Стала бы Астрид гладить крошечную молнию на позвоночнике Берди? Кто знает, кто знает.

– Буля, ты прямо фан Барбары, – шепнула Сесилия.

– Что такое «фан»? Профан? – Астрид вытянула шею, глядя, как Берди пробирается к их ряду.

Что похороны, что свадьбы – с незнакомыми не заговариваешь, все время ищешь знакомых, ходишь с одноразовыми тарелками и бумажными салфетками.

– Нет, фанат, поклонник. Ты – фан Барбары.

– Ясно, – сказала Астрид. – Вы обе, потише. – Она поднялась и потеснила Сесилию и Портер, высвобождая для Берди место рядом с собой.

– Привет. – Наконец Берди до них добралась. – Мы сегодня на галерке.

Астрид засмеялась и легонько поцеловала Берди в губы. На лице Берди заиграла улыбка, и Астрид даже разозлилась на себя – почему она с этим так долго тянула? Но и обрадовалась – наконец-то. Они сели рядышком и, полные внимания, смотрели вперед. Интересно, подумала Астрид, кто-то их заметил, она об этом еще услышит? Где-нибудь у входа в магазин кто-то задаст невинный вопрос?

К кафедре подошла женщина в черном платье и тканом шарфе цвета радуги, кивнула всем, подождала, когда наступит полная тишина.

– Мы собрались, чтобы вспомнить о жизни нашей подруги, соседки, сестры и жены, Барбары Бейкер, – заговорила женщина, и Астрид, к собственному удивлению, залилась слезами.

Берди взяла ее за руку, сплела пальцы со своими. Такого они не позволяли себе никогда, не в публичном месте, не средь бела дня, не у всего города на виду. Астрид заплакала еще горше. Она призналась своим детям, можно признаться и всем остальным. Спасибо Барбаре Бейкер, несчастной Барбаре Бейкер, Астрид открылась благодаря ей. Женщина в соседнем ряду – Сьюзен Кеннни-Джонс, владелица книжного магазина, чьи дети были примерно ровесниками детей Астрид, но давно из Клэпхэма уехали, – повернулась и передала ей пачку маленьких салфеток. Книжный магазин находится через две двери от «Стрижем красиво», и Сьюзен они видели каждый день. Астрид знала Сьюзен еще дольше, чем Барбару. У нее тоже умер муж, года четыре назад. Рак мозга. Слезы лились ручьем. Астрид никогда так не плакала, ни на людях, ни дома. Портер взглянула на нее с тревогой.

– Тебе совсем плохо? – шепнула Берди ей на ухо. – Хочешь, можем уйти. Девочки без нас не пропадут.