Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Астрид решительно покачала головой – распускаться нельзя.
Женщина-пастор продолжала.
– Для тех, кто не знает, как проходит служба у квакеров: мы сидим молча весь следующий час, наши тела и наше дыхание сливаются воедино. Если хотите что-то сказать, пожалуйста, поднимитесь и говорите. Это все. Спасибо. – Она склонила голову, и все последовали ее примеру.
Астрид происходила из семьи – точнее, из двух семей – где отвлекаться на свои мысли во время религиозной церемонии не полагалось. Ей нравилось делать вид, что ты внемлешь кому-то с сильным голосом, знатоку в вопросах веры, который наставляет собравшихся, говорит, во что им верить и почему. Но разве эта служба имеет отношение к религии? Чистый фарс. При чем тут религия? Ни при чем. Астрид вытерла глаза и перевела взгляд на Портер. Глаза закрыты, на лице бродит улыбка. Руки поглаживают живот. Ясно, она ведет бессловесный диалог, какой ведут все матери, ждущие первенца, со своими еще не родившимися детьми. Астрид вспомнилось, как она вынашивала Эллиота, тут и ужас, и восторг, и шепот посреди ночи, когда у него еще не было лица, не было имени. Интересно, Эллиот ее тогда слышал?
В другом конце помещения поднялась женщина. Откинув волосы со лба, она сказала что-то о картофельном салате Барбары и села. Глаза Портер чуть приоткрылись и снова закрылись. Каждые несколько минут поднимался кто-то еще, говорил несколько слов и садился. В Астрид нарастало возбуждение, она ерзала на скамье. Наконец, она оттолкнулась ногами от пола.
– Здравствуйте, – сказала она. Руку Берди отпускать не стала. Портер и Сесилия с удивлением вскинули головы. – Я Астрид Стрик, Барбару знала сорок лет. Я на таких церемониях раньше не была, извините, если что не так, но сказать хочу вот что: Барбара говорила правду. – Все вокруг согласно закивали. – А это не так просто. Вот все, что я хотела сказать. – Астрид неловко махнула свободной рукой и села на место.
– Молодец, Буля, – прошептала Сесилия и уткнулась носом в костистую руку Астрид.
Астрид обняла Сесилию. Как бы сложилась ее жизнь, будь она всегда и во всем честной? С детьми, с собой, с мужем, с Берди? Что, если правы как раз все эти сумасшедшие мамаши, а она – нет? Астрид о многом хотелось сказать этой группе молчаливых, респектабельных людей. Вот еще один пример того, что прямота Барбары взяла верх над тем, чем руководилась в своей жизни Астрид – по остаточному принципу, так, что ли? По остаточному принципу воспитывала троих детей, по остаточному принципу жила молодой вдовушкой. У нее всегда не хватало времени на то, чтобы хорошо что-то спланировать, чтобы осознанно исполнять родительские обязанности – в отличие от многих женщин, которые специально готовят вопросы, когда идут выбирать своему чаду детский садик. Астрид всегда жила заботами одного дня, наступит следующий – тогда о нем и позаботимся. Она думала, что из такого стиля жизни она когда-нибудь вырастет, однако времени в течение дня не хватало катастрофически. А вот у Барбары хватало на всех – вероятно, кроме себя.
Боб Бейкер сидел в первом ряду, в окружении кумушек, согнутых, как улитки в раковине, в такой позе женщина накладывает пластырь на ранку малыша. Их легко вычислить даже со спины – две вдовы, еще одна женщина, чей муж доживал свое в «Херон медоуз». Есть люди, которым позарез нужно состоять в браке, если ты один, это будто на тебе – одна туфля. У Астрид такие подруги есть, точнее сказать, были. Женщины, которым требовался спутник жизни, на поверку оказывались ненадежными подругами, и когда муж умирал в приступе удушья от семейных обязанностей, они отчаянно искали нового.
Наверное, невежливо сидеть и разглядывать всех подряд, но Астрид ничего не могла с собой поделать. Будто плывешь на океанском лайнере. Кроме Сьюзен из книжного, тут еще и Олимпия из «Спиро», и экстравагантная учительница йоги – тоже свидетельница гибели Барбары. А что случится, когда умрет она, Астрид? Берди и Портер вместе возьмут на себя хлопоты по похоронам? Так все и будет, как сейчас, полный зал старушек и добропорядочных местных граждан. Только кому из них есть дело, живет она на свете или нет? Сесилии, замечательной девчонке, но где она тогда будет? Вернется в Бруклин, уедет учиться в колледж, да мало ли где, когда ей вздыхать по бабушке? Мужчин в зале мало, Астрид стала их считать. Сначала слева, до конца прохода, вот уже три четверти зала – и вдруг наткнулась на Эллиота.
Он сидел один, то есть никого из знакомых рядом с ним не было, по бокам – седовласые старушки. Астрид взмахнула рукой, стараясь привлечь его внимание – безуспешно, зато на нее странно посмотрели другие люди. Вскоре пастор объявила: служба окончена.
– Идем, идем. – Астрид подняла Сесилию и Портер за подмышки и подтолкнула к проходу. За ними прицепом последовала Берди. – Извините, – бормотала Астрид, проталкиваясь сквозь гущу пришедших проститься с Барбарой.
Астрид хотела пробраться туда, где сидел Эллиот, однако ее вынесло на лестницу, а потом и в подвальное помещение, где ожидался прием. Перед ними оказались длинные складные столы с аккуратно разложенным по тарелкам сыром и кексиками. Астрид уклонилась от сестры Барбары у столика с кувшинами лимонада и холодного чая, продолжая вертеть головой в поисках сына. Наконец, он протиснулся к ним сквозь толпу, и Астрид вдруг поняла, что ее прошиб пот. Обняв сына, она проговорила:
– Жарковато тут, да?
Портер пожала плечами.
– Мне всегда жарко, я ращу человека.
– Так, слегка, – вставила Сесилия.
– Вроде нет, – сказал Эллиот. – Но женщинам всегда либо жарко, либо холодно.
Портер толкнула его в грудь.
– Ишь ты, сексист выискался!
– Я не знала, что ты придешь, мой дорогой, мог бы прийти с нами. – Астрид оттолкнула кулак Портер. – А почему ты пришел? – Лицо ее горело.
Ведь он же не знает про Барбару, что тогда позвонила именно она. Или знает? Астрид внимательно посмотрела на сына, но его лицо было непроницаемо. Кроме Барбары, обвинить ее в лицемерии мог только он.
– Боб работает в электрической компании, которую мы часто берем на подряд. – Через плечо он обернулся на закуски. – Портер, притащи мне пару кексиков. Да, эти. Держимся за руки на людях, это уже серьезно. – Он кивнул на сплетенные в узел руки Астрид и Берди.
Наверняка, подумала Астрид, заметил не он один, за ними наблюдают и обязательно перемоют им косточки, поедая итальянский салат и пасту на заседании какого-нибудь клуба любителей книги. Ну и пусть – и она подтянула к себе Берди еще ближе.
Астрид смотрела, как Эллиот целиком запихивает кексик в рот. Он даже закашлялся. Венди бы такое не понравилось. Однажды на день рождения близнецов вместо именинного торта она подала половину арбуза – мол, дети не любят сладкое.
– Мне надо на работу.
– Так быстро? – спросила Астрид. – Надо ехать?
– Мама, времени нет. Всем пока. – Эллиот подхватил еще один кексик на дорогу, и они смотрели, как он лавирует между седовласыми и тронутыми серебром гостями и гостьями и исчезает на лестнице.