повторяю свое предложение: вы рассказываете нам все, что вам стало известно о пропаже господина Ружгина и его, кажется, чудесном воскресении. А также передаете все материалы на бумаге, фото и видео. Если будете запираться или артачиться, этот чудный человек, Иван с погонялой Садюга, начнет резать девушке личико. За один неправильный, неполный или неточный ответ — один порез. Представляете, как можно обезобразить столь хорошенькую мордочку? Ни один косметолог потом не поможет. Итак, начинаем.

Для убедительности Иван-Садюга вытащил из кармана маленький, но острый сапожный ножик и приблизил к Римминому лицу.

— Убери, — поморщилась она.

Чтобы ни слова не пропустить, Георгий Степанович включил в телефоне диктофон.

— Римма, — хрипло проговорил Павел, — надо рассказать им все. Не время и не место с такими играть.

Она кивнула и поведала нападавшим все, не утаивая: и про убийства на лодке в две тысячи пятом, и о том, как возник вдруг в Москве давно забытый ею Мишаня, и о бандюганах, работающих на Рыжикова, которые вдруг повыползали и убили в итоге Миньку. Упомянула и о последней Мишиной видеозаписи.

— Где она?

— Флешка в тумбочке рядом с кроватью, — откликнулся Синичкин. — Там же и комп Михаила.

Георгий Степанович сам сходил, принес флешку и ноутбук, собственноручно вставил и просмотрел.

— Прекрасная история, — пробормотал. — Что еще тебе Минька рассказал? — обратился он к Римме.

Та мотнула головой:

— Ничего не успел. Убили его.

И тогда Георгий счел разговор исчерпанным и кивнул своим подручным: «Уходим». Нападавшие удалились, прихватив с собой флешку, пропахшую кофе, и ноутбук Михаила.

Путы Синичкину и Римме они предварительно разрезали.

Павел

Слава богу, в качестве памяти о себе нападавшие оставили только мой разбитый нос. Римма была испугана, но физически не пострадала. Она убежала в ванную приводить себя в порядок и плакать.

Я сварил кофе.

Девушка моя бывшая вышла из ванной.

— Как ты, дорогая? — спросил я. — Все в порядке?

— Приятного мало.

— Прости, я сглупил. Надо было им не открывать.

— Как странно это слышать.

— Что именно?

— От великого и могучего сыщика Синичкина — «прости» и «я сглупил». Ты себя ушами по щекам не хлопай — ну, не сейчас, ночью, взяли бы они нас утром, во дворе — что изменилось бы?

— Налить тебе кофе?

— Да, и что-то жор на меня напал. Достань из холодильника пироженку, — добавила она.

Я вытащил из холодильника вчерашние сладости.

Римма спросила:

— Как они на нас вышли? Эта хабалка Гуцарова за нами проследила?

— Очень сомневаюсь, что у нее мозгов на это хватит. Скорее, моя Галина-домохозяйка сдала.

— Как ты ей за это отплатишь?

— А что я могу сделать?

— Хоть выскажи гадине в лицо, что ты о ней думаешь.

— Покарать ее я никак не могу, а сыпать угрозами — признак слабости.

— Думаю, здесь нам нельзя больше оставаться.

— Согласен с тобой, Римма Анатольевна.

— Все? Возвращаемся домой?

— Что ты! — удивился я. — Игра только начинается.

— Значит, нам нужно найти в Питере новое убежище?

— Думаю, да.

— Давай я на этот раз займусь поиском, — предложила Римка.

— Давай! Но пусть оно будет не в избе за сто километров от города, как у тебя с Минькой.

— Нищие не выбирают, — напомнила она. — А у тебя, — требовательно вопросила девушка, — какой дальнейший план?

— Знаешь, мне кажется, что этот Георгий Степанович со своими вурдалаками, которые на нас напали, теперь явно готовится совершить фальстарт. И в зависимости от его результатов будем действовать мы.

Георгий Степанович.

2005 год

В один из дней, когда он отправился, по плану и предварительной договоренности, на Английскую набережную докладывать жене (или вдове?) о своих сыщицких успехах, она встретила его довольная и радостная. Огорошила:

— Я закрываю наше дело. Получишь полный расчет, как договаривались, и компенсацию всех расходов. А искать больше этого подонка не надо.

— Как так?

— Ладно, плевать, что он два миллиона (долларов) моих личных сбережений сумел вывести со счетов и куда-то за границу переправить. И что он фамильное колье с бриллиантом скоммуниздил — тоже! Хочу забыть о нем и начать новую жизнь! Хотя, конечно, осадочек остался, и если б я когда-нибудь Вадима встретила, полоснула б его за милую душу по горлу ножичком. Но класть свою жизнь на то, чтобы отомстить поганцу, не хочу и не собираюсь. Денег у меня хватит, чтобы в неге и довольстве провести остаток дней. Но если ты, сыщик, вдруг когда-либо где-либо моего супруга достоверно обнаружишь — только шепни. Адресок свой я тебе оставлю. Немедленно приеду и даже на наемных киллеров тратиться не буду. Сама с ним разберусь. Во-первых, за то, что мне врал. Во-вторых, что крысятничал. У меня воровал: сначала по мелочам своим полюбовницам относил, а теперь и по-крупному решил капиталы мои дернуть. Ладно, два медведя в одной берлоге не живут. Но если он не сдох и попадется мне где-нибудь на узкой тропе, я его точно на кусочки разорву и съем.

Как потом вспоминал Георгий Степанович, вид у вдовы (или все-таки жены?) был в тот момент настолько довольный, будто она ежевечерне падает в крепкие объятия прекрасного и любящего ее молодого мужчины.

Римма

Во дворе на Варшавской, со всех сторон огороженном позднесталинскими пятиэтажками, мирно шумели тополя.

Тот двор, в котором она росла в Ростове, построили на десятилетие позже, поэтому дома там, такие же пятиэтажные, были ниже и длиннее, типичные хрущевки. И расстояние между ними больше, поэтому уюта меньше. Она так давно сбежала оттуда, что родные места вспоминались теперь с ностальгией, хотелось туда вернуться.

Чемодан, пожертвованный Одинцовой, Пашка загрузил в багажник ее же «Купера». У них не было ничего своего: ни чемодана, ни машины, ни вещей, ни жилья. Возможно, временно — а возможно, это лишь остановка на пути последовательного падения в бездну.

— Откровенно