сыграть, мальчиша-плохиша или справедливого шерифа. И не советую решать вопрос именно со мной — если вдруг с моей персоной случится что-то нехорошее, вся информация уйдет адресатам немедленно.

— А что эти двое? — спросил Рыжиков.

— Кто именно?

— Синичкин и Парсунова. Сегодня ты ко мне со своим шантажом заходишь, завтра они придут. Разберись тогда с ними самостоятельно. Заткни им рты.

— Думаете, затыкать рты — по моей части? Силовые подразделения в вашем ведении. У меня киллеров в подчинении нет. Я в основном с информацией работаю. Вот ею могу поделиться.

— Делись.

— Синичкин и Парсунова в Питер прибыли. Снимали квартиру на Варшавской, четырнадцать, передвигаются по городу на красном «Купере» с московским номером ***, владелица некто Одинцова.

— Ладно. Жди. Я порешаю твой вопрос.

— Трое суток вам срока.

— Да услышал я тебя, услышал.

Рыжиков пошел к подъезду — старый, жилистый, крепкий. И ничуть не испуганный.

Павел

В тот день, когда мы снова переменили место жительства и переселились в квартиру Карадинского на Ломоносова, хозяин вернулся домой около пяти вечера с легким запахом алкоголя.

Мы с Римкой к его возвращению расстарались. Она посуду помыла, я пропылесосил. Девушка куриный супчик сварила и чахохбили спроворила, я в алкомаркете пива, вина и коньяка взял.

Квартира, представлявшая собой типичное холостяцкое лежбище, да на две персоны, постепенно стала превращаться в нечто пристойное.

Но все равно: с общим неуютом совладать оказалось трудно. На потолке кухни лохматились следы протечек. В обеих комнатах отсутствовали занавески. Не мытые годами стекла выходили в скучный двор-колодец.

Но когда явился актер, унылое пространство волшебно преобразилось. Плотно поев и выпив рюмку коньяка, он начал бесперечь сыпать театральными байками, анекдотами, рассказывать сплетни из своего круга. Затем взял гитару, стал показывать нам (как он выразился) свои новые песни. Я понимал, конечно, что девяносто девять процентов его запала направлены на бывшую однокурсницу — но почти не ревновал. Римка и мои былые чувства к ней отошли куда-то бесконечно далеко.

Изрядно я о ней узнал — да еще в столь концентрированном виде, за последние дни: нынешние секс-игры с Паном; былое замужество с Паисием; работа эскортницей; питерский роман с Мишкой… Слишком много всего — перегруз, перебор. Даже обидно стало, что я оказался всего лишь трофеем в череде женских побед, а мой собственный скальп украшает, в ряду других, стену ее достижений.

Хватит! Мы с ней расстались, и правильно сделали! Давно между нами чисто дружеские отношения, и теперь, после всего, что я узнал о ее жизни и мужчинах, точно не вернусь к ней. Пусть ищет себя где хочет и с кем хочет. Хоть с этим Игорьком — шуткам и анекдотам которого она столь заразительно смеется.

Конечно, актеры более всего сосредоточены на самих себе, любимых, и это — единственный предмет, им по-настоящему интересный.

Однако, отложив гитару, Игорь все-таки спросил: кто мы такие, почему да отчего скрываемся, кем я Римме прихожусь, чем мы оба занимаемся, зачем прибыли в Петербург.

Пришлось пояснять — близко к тексту: мы частные детективы, я руководитель, Римма мой зам, отношения меж нами чисто деловые. На беду, связались с нехорошими людьми, и теперь они нас преследуют, но мы надеемся их одолеть.

— И кстати, Игорь, можешь дать нам «левый» телефон и компьютер? Надо быть на связи и в Сети, а наши контакты пасут.

— Конечно!

Вот она, высшая форма истинно питерской интеллигентности и гостеприимства: просят убежища — надо предоставить, и не только кров да пищу, а в дополнение стоянку для машины, ноутбук и телефон!

Признаться, в тот вечер мы все трое изрядно накирялись — надо ж нам было с Риммой Анатольевной как-то расслабиться да развеяться после бесконечной погони, ночного нападения Георгия Степановича и его подручных.

Карадинский сказал: раз мы с Римкой не пара, пусть она ложится в комнате его друга, и выдал чистое постельное белье. Мне он поставил раскладушку на кухне и пробормотал, что больше простыней-наволочек-пододеяльников нет, я спал в одеже на матрасе и голой подушке.

Когда мы проснулись, актер успел уйти на репетицию. Даже не позавтракал — видимо, чтоб не беспокоить меня.

В тот день, как и в последующие три, он возвращался только к полуночи, после спектакля. Мы оставались предоставлены сами себе. На улицу, под свет камер и полицейских патрулей, старались не выходить.

Я тем временем терпеливо готовил ответный удар.

Ноутбук и телефон Карадинского оказались мне гигантским подспорьем.

Георгий Степанович

Никаких сигналов от Рыжикова не последовало. Никаких.

Как будто он его и не шантажировал.

Как будто и не боится тот ничего.

«Коли так, — спокойно размышлял Георгий Степанович, — следует пойти по другому адресу, где он сможет на своей эксклюзивной информации заработать.

Жалко ведь ее отдавать совершенно бесплатно правоохранителям. Хотя и справедливо было бы. Чтобы убийцу достойно покарали!»

Но полицейские и расследовательский комитет вознаграждений за доносы на преступников не платят.

А хазары — могут. У них надо просить, конечно, не миллион, но тысяч триста, четыреста, а то и пятьсот «гринов» они отсыпать за имя врага в состоянии.

Георгий Степанович позвонил Тимуру — тот пригласил его заехать сегодня, ближе к вечеру.

Встретились все в том же ресторане «Пиала». Однако в другом кабинете — выглядел он гораздо скромнее, никакой дубовой мебели и финтифлюшек, и на полу не наборный паркет, а кафельная плитка. В этот раз глава хазарской мафии не стал потчевать ни едой, ни выпивкой, ни чаем. И сесть не предложил.

— Зачем пришел, Степанович? — вопросил Тимур. — Чего хочешь?

— Хочу сдать того человека, который в две тысячи пятом у вас денег отжал. Он потом сбежал за границу, сделал себе пластику и обзавелся новыми документами. И теперь его зовут…

— Да, меня зовут Дмитрий Петрович, — сказал в тот самый миг Рыжиков и вышел из боковой двери.

Георгий Степанович развернулся к нему. Челюсть его в изумлении отвалилась. А Рыжиков, не произнося больше ни слова, подошел к частному сыщику, усмехаясь. Вынул из