– Ну вот! – торжествующе воскликнул Альберт. – Я же говорил!Это ключ!

– Теперь, как мне кажется, нам следует подумать, – заявилаТаппенс.

После радостной встречи в больнице ее наконец с почетомвыписали. Верные супруги сидели теперь в гостиной лучшего номера «Ягненка ифлага» в Маркет-Бейзинге и обменивались теми сведениями, которые были у каждогоиз них.

– Насчет подумать это ты брось, – возразил Томми. – Тызнаешь, что сказал доктор, прежде чем тебя отпустить. Никаких волнений,никакого умственного напряжения, минимум физической нагрузки. Словом, нужноберечься.

– А что же я, интересно, делаю? – спросила Таппенс. – Сижу,задрав ноги, обложенная подушками. Я не решаю арифметические задачки, не изучаюэкономику, не проверяю домашние расходы. Думать – это значит сидеть себеспокойно, предоставляя мыслям течь, как им заблагорассудится, и ждать, ненаткнутся ли они на что-нибудь интересное. Ведь тебя наверняка больше устроит,чтобы я сидела, задрав ноги, обложенная подушками, и думала, чем если бы снованачать действовать.

– Разумеется, я не хочу, чтобы ты снова начала действовать.Это исключено, ясно? Ты не двинешься с места, Таппенс. А я по возможности всевремя буду рядом, чтобы за тобой следить, не спуская глаз. Я тебе больше недоверяю.

– Прекрасно, – сказала Таппенс. – Лекция окончена. Теперьдавай думать. Вместе. Не обращай внимания на то, что сказал тебе доктор. Еслибы ты знал о докторах столько, сколько знаю я...

– К черту докторов, делай то, что говорю тебе я.

– Отлично. Уверяю тебя, я и не думаю об активнойдеятельности. Просто нам надо сравнить то, что известно каждому из нас. Мыимеем массу всяких вещей, но они в полном беспорядке, словно куча барахла насельской распродаже.

– Что ты имеешь в виду под «массой вещей»?

– Факты. Разные факты. Слишком много фактов. И не толькофакты – слухи, предположения, легенды, сплетни. Все это напоминает корзину сопилками, в которой зарыты самые разнообразные, хорошо упакованные предметы.

– Насчет опилок это верно, – согласился Томми.

– Я не очень поняла, обиделся ты или просто скромничаешь, –сказала Таппенс. – Но ведь ты, по крайней мере, признаешь, что у нас слишкоммного всего. Есть верное и неверное, важное и неважное, и все это смешано водну кучу. Мы просто не знаем, с чего начинать.

– Я-то знаю, – возразил Томми.

– Ну хорошо, с чего же ты начнешь?

– Я начну с того, что тебя кто-то ударил по голове, –ответил Томми.

Таппенс немного подумала:

– Я не считаю, что это удачная точка отправления. Этослучилось в самом конце, а не вначале.

– Но для меня это самое начало. Я не позволю, чтобыкто-нибудь бил мою жену по голове. И кроме того, это реальный отправной момент.Это не фантазия. Это реальный факт, то, что действительно случилось.

– Тут я не могу с тобой не согласиться. Это действительнослучилось, случилось со мной, и я все время об этом думаю, с того самогомомента, как ко мне вернулась способность соображать.

– Есть у тебя какие-нибудь предположения по поводу того, ктоэто мог быть?

– К сожалению, нет. Я нагнулась над могильным камнем и –трах!

– Кто бы это мог быть?

– Думаю, кто-то из Сэттон-Чанселора. И в то же время этокажется маловероятным. Я там почти ни с кем не разговаривала.

– Викарий?

– Нет, это невозможно, – покачала головой Таппенс. –Во-первых, он такой милый старичок. Во-вторых, у него не хватило бы сил. И,в-третьих, у него затрудненное астматическое дыхание, он бы не мог подкрастьсяко мне незаметно, я бы услышала.

– Значит, если мы исключаем викария...

– Ты его действительно исключаешь?

– Решительно, – ответил Томми. – Чтоб ты знала, я был у негои разговаривал с ним. Он служит здесь уже много лет, и все его знают. Ядопускаю, что сам дьявол во плоти мог бы притвориться достопочтенным викарием,однако ненадолго, на какую-нибудь неделю, не больше, а не на десять-двенадцатьлет.

– Тогда следующим подозреваемым будет мисс Блай. Нелли Блай.Хотя только Богу известно, почему она это сделала. Не могла же она заподозритьменя в том, что я собираюсь украсть этот камень.

– А как ты полагаешь, могла бы она это сделать?

– Право, не знаю. Конечно, она женщина способная – всезнает, все умеет. Если бы она взялась за мной следить, наблюдать за тем, что яделаю, а потом решила бы стукнуть меня по голове, у нее все прекраснополучилось бы. Так же как викарий, она была там, в Сэттон-Чанселоре то выходилаиз дому по делам, то входила и вполне могла заметить, как я пошла на кладбище,тихонько последовать за мной просто из любопытства и увидеть, как я осматриваюмогилу; если в моих действиях ей по какой-нибудь причине что-то не понравилось,она вполне могла схватить вазу для цветов или еще какой-нибудь тяжелый предмети шарахнуть меня по голове. Только не спрашивай меня почему. Я не могу себепредставить никакой причины.

– Кто следующий, Таппенс? Миссис Кокерел? Так, кажется, еезовут?

– Миссис Копли, – поправила мужа Таппенс. – Нет, это неможет быть миссис Копли.

– Почему ты так уверена? Она живет в Сэттон-Чанселоре, онамогла видеть, как ты вышла из дома, могла за тобой пойти.

– Да, конечно, но она слишком много говорит.

– Не понимаю, при чем тут ее болтливость.

– Если бы тебе пришлось слушать ее целый вечер, как мне, тыбы понял, что женщина, которая способна говорить, не закрывая рта, не можетбыть в то же время человеком действия! Она была бы просто не в состоянии идтиза мной молча, не разговаривая со мной громким голосом.

– Ну ладно, – приняв довод жены, сказал Томми. – Тебе лучшесудить, Таппенс. Отбрасываем миссис Копли. Кто следующий?

– Эймос Перри. Человек, который живет в «Доме на канале». (Ябуду называть его именно так, хотя у него масса других названий. Однако так онименовался с самого начала.) Муж доброй ведьмы. В нем есть что-то странное.Этот крупный, физически крепкий мужчина слаб умом, и у него достаточно силы,чтобы нанести удар по голове; у меня такое впечатление, что при известныхобстоятельствах он сделает это охотно. Только я не могу понять, с какой статион может захотеть напасть на меня. Мне он кажется более вероятной возможностью,чем мисс Блай, ведь она типичная хлопотунья, из тех, что верховодят в своемприходе и суют нос во все соседские дела. Вряд ли она способна причинитьфизический вред человеку, разве что под влиянием сильных эмоций. Ты знаешь, –продолжала она, слегка вздрогнув, – когда я познакомилась с Эймосом Перри, мнепочему-то стало страшно. Он показывал мне сад. Я вдруг почувствовала, что нехотела бы вызвать его гнев или встретить его ночью в глухом месте. Мнепоказалось, что Эймос Перри вполне способен наброситься на человека, однако этослучается с ним нечасто.