– А третий случай?

– Третий случай представляет известные трудности, –проговорила Таппенс. – Здесь мы имеем дело с человеком, одержимым некоей идеей.

– А может, доктор Меррей просто прибавил этот случай дляровного счета, – сказал Томми и добавил: – Я почему-то вспомнил эту ирландку,сиделку в «Горах».

– Славная такая девушка, мы ей подарили меховую накидку. Тыговоришь о ней?

– Да. Тетушка Ада ее любила. Она так всем сочувствовала,жалела, когда кто-то умирал. Помнишь, ты говорила, что она нервничала, когда мыс ней разговаривали? И она собиралась оттуда уходить, только не сказала нампочему.

– Мне кажется, она была довольно нервная особа. От сиделокне ожидается, чтобы они сочувствовали пациентам. Это оказывает на последнихскверное воздействие. От сиделок требуется, чтобы они были сдержанными, хорошоделали свое дело и внушали доверие.

– В тебе заговорила сестра Бересфорд, – усмехнулся Томми.

– Однако вернемся к картине, – сказала Таппенс. – Мы должнысконцентрировать на ней все свое внимание. Мне представляется очень важным то,что ты мне рассказал о миссис Боскоуэн и о твоем визите к ней. Она показаласьмне интересной.

– Она действительно интересна, – подтвердил Томми. – Самаяинтересная особа из всех, с кем мы имели дело в этой истории. Она принадлежит клюдям, которые что-то знают, причем знают просто так, не задумываясь над этим.Мне показалось, что ей известно об этом месте то, чего не знаю я – да и тытоже. Но что-то известно, это определенно.

– Очень странно то, что она сказала о лодке, – заметилаТаппенс. – Что первоначально на картине лодки не было. Как ты думаешь, откудатам взялась лодка?

– Ах, понятия не имею.

– А было на лодке название? Я не помню. Впрочем, я невсматривалась.

– На ней написано «Уотерлили»[13].

– Очень подходящее название для лодки. Что оно мненапоминает?..

– Откуда мне знать.

– И она определенно утверждает, что ее муж эту лодку нерисовал? Он ведь мог пририсовать ее потом.

– Она определенно сказала, что нет.

– Конечно, – размышляла Таппенс вслух, – есть еще однавозможность, которую мы не обсудили. Это насчет того, что меня ударили поголове. Я хочу сказать, что это мог быть посторонний человек, кто-то, ктоследил за мной от Маркет– Бейзинга, чтобы выяснить, чем я занимаюсь. Я ведь задавалатам кучу всяких вопросов. Была в разных агентствах. У «Блоджет и Берджес» и увсех остальных. Они ничего не хотели мне говорить об этом доме. Были весьмауклончивы. Настолько, что это выглядело противоестественным. Так же было, когдамы пытались узнать про миссис Ланкастер. Адвокаты и банки, владельцы, скоторыми нельзя связаться, потому что они живут за границей. В точности та жесамая модель. Они посылают кого-то вслед за моей машиной, желая выяснить, чем язанимаюсь, и, улучив момент, бьют меня по голове. И это приводит нас, –подытожила Таппенс, – к могиле на кладбище. Почему кому-то не понравилось, чтоя рассматриваю старые могильные плиты? Они ведь все равно были все опрокинуты –банды подростков, которым надоело громить телефонные будки, отправились накладбище, чтобы повеселиться там, круша могилы, не видные за церковью.

– Ты говорила, что там были какие-то слова, написанныекраской или высеченные?

– Да, высеченные резцом, как мне кажется. Человек, которыйэто делал, бросил работу неоконченной – у него ничего не получалось. А вот имя«Лили Уотерс» и возраст «семь лет» были высечены как следует, и еще отрывкислов, похожие на «Всякий, кто... обидит единого из малых сих...», и, наконец,«бремя...».

– Это что-то знакомое.

– Ничего удивительного. Это из Библии. Вот только человек,который это писал, не был вполне уверен, правильно ли он помнит.

– Очень, очень странно.

– И почему это могло кому-то не понравиться? Я же толькохотела помочь викарию... и тому бедняге, который разыскивал своего ребенка. Нувот, мы и возвратились к теме пропавшего ребенка. Миссис Ланкастер говорила обубитом ребенке, которого замуровали позади камина, а миссис Копли болтала озамурованных монахинях, убитых детях, о матери, которая убила ребенка, олюбовнике, о незаконном младенце и самоубийстве – сплошные сплетни, слухи илегенды, перемешанные самым фантастическим образом, словно наспехприготовленный пудинг. И все равно, Томми, тут есть один действительный факт –не просто слух или легенда.

– Ты имеешь в виду...

– Я имею в виду детскую куклу, вывалившуюся из каминнойтрубы «Дома на канале», – старую тряпичную куклу. Она пролежала там достаточнодолго – вся была покрыта сажей и разным мусором.

– Жаль, что у нас ее нет, – сказал Томми.

– Нет, есть! – торжествующе воскликнула Таппенс. – Она уменя.

– Ты ее оттуда взяла?

– Да. Понимаешь, я страшно удивилась и решила, что заберу еес собой и как следует рассмотрю. Она все равно никому не была нужна. Перри,наверное, тут же выбросили бы ее в мусорный ящик. Вот я и взяла ее. Она у меняздесь.

Таппенс встала, подошла к своему чемодану и, порывшись внем, достала сверток, завернутый в газету.

– Вот она, Томми. Посмотри.

Томми с любопытством развернул газету и осторожно вытащилстарую детскую куклу. Ее тряпичные руки и ноги беспомощно болтались, остаткиодежды повисли лохмотьями. Туловище, сшитое из тонкой замши и когда-то тугонабитое опилками, обмякло, потому что опилки частично высыпались. Когда Томмивзял куклу в руки – он сделал это очень осторожно, – туловище ее внезапнорасползлось по шву, и из него посыпались опилки и мелкие камешки, которыераскатились по полу. Томми наклонился и аккуратно их подобрал.

– Боже правый! – воскликнул он. – Боже правый!

– Как странно, – удивилась Таппенс. – Кукла, набитаякамнями. Может, это насыпалось из камина? Обломки штукатурки и кирпичей?

– Нет, – покачал головой Томми. – Они были внутри.

Он собрал все камешки с пола, а потом засунул палец внутрьтельца куклы и извлек оттуда еще несколько штук. Он поднес их к окну и сталперебирать, внимательно рассматривая. Таппенс наблюдала за ним, ничего непонимая.

– Какая странная идея – набивать куклу камнями, – заметилаона.

– Это не совсем обычные камни, – возразил Томми. – И кто-тоимел все основания так сделать.