Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Гневная гримаса исказила лицо Цимисхия:
— A-а, готовишь путь к отступлению? Если операция не удастся — ты ничего не знаешь, не присутствовала и не слышала?
— Пощади меня, Ио, — женщина сжала руки. — Я не выношу сцен убийства. Видеть умирающего Никифора — выше моих очень скромных сил. Я и так уже на пределе, видишь?
— Вижу, вижу — что опять выгадываешь, где лучше! Ты всегда так себя вела. Предпочла мне сначала Романа, а потом и Никифора. Это будет последней каплей, помни.
— Нет, прошу тебя, милый, дорогой! — мать взрослеющих императоров ухватила его одежду. — Не бросай меня... Я иду на всё... Но смотреть на кровь?.. Он мне будет сниться...
— Прочь! — воскликнул Иоанн. — Не желаю знать... Дура, потаскуха! Стерва!..
— Тише, тише, — попытался образумить его Лев Педасим. — Мы ещё не сделали главного!..
— Да, ты прав, — повернулся к друзьям Цимисхий. — Я слегка забылся. Женщины всегда отвлекают... Надо двигаться. Цель близка. Мы должны действовать решительно.
И мужчины гуськом заскользили по коридору, предводимые евнухом Пафнутием. Феофано перекрестила их. Втайне она надеялась, что минутная злоба Иоанна растворится в радости от его триумфа. Как она ошибалась!..
В спальню василевса вошли на цыпочках. Первым двигался евнух, а в конце — рыжий армянин. Он прикрыл за собою двери.
Заговорщики окружили ложе.
— Господи! — произнёс Ацифеодорос. — Но кровать пуста!
— Где Никифор? Нас предали!
— Где он? Где он? — зашатался Цимисхий.
— Здесь! — указал Пафнутий пальцем в красный угол.
На полу на шкурах безмятежно сопел Фока. Злоумышленники столпились над ним.
— Эй, вставай, ублюдок! — пнул его ногой Фёдор Чёрный.
Василевс вскочил, поскользнулся и упал на колени.
— Кто вы? Что вам надо? — прохрипел он затравленно.
— Честные люди империи, — отвечал Михаил Бурзхий. — Той империи, над которой ты с вожделением надругался. Мы пришли избавить наш ромейский народ от свиньи и падали.
— Вы не смеете, — задрожал Никифор. — Вас казнят как насильников и убийц. Предадут анафеме...
— Уж не ты ли? — гаркнул Валантий и рассёк мечом василевсу лоб и бровь до кости. Тот прижал к ране руку, но кровавые ручейки заструились сквозь пальцы и закапали с локтя, исчезая в шерсти расстеленных шкур.
Лев Педасим и Фёдор Чёрный повалили Фоку и связали его кожаными ремнями. Заговорщики отнесли василевса на ложе, опустили и отошли. Ни один из них не решался нанести ему смертельный удар.
— Пощади, Цимисхий, — обратился к Иоанну Никифор. — Если ты убьёшь меня, то проклятье будет висеть над тобой всё время. Царствование твоё не станет удачным. Люди не забудут, что ты преступник.
— Замолчи, — отозвался любовник императрицы. — Ты осточертел всей стране. Разорил казну. Всех замучил поборами. Возжелал оскопить наследников. Мы тебя убьём.
— Сжальтесь, — попросил василевс. — Я вас озолочу... Иоанн, мы же родственники с тобой. Хочешь, я отдам тебе Феофано?
— Ах ты скот! — распалился Цимисхий. — Он ещё торгуется! — и обрушился на своих сообщников: — Что вы ждёте? Может быть, хотите пожалеть этого подонка? Может быть, поверили, что он вас помилует, если не умрёт? Смерть злодею! Бейте смело! Это не человек! Это куль с дерьмом!
Иоанн Ацифеодорос выхватил из-за пояса нож и с размаху вогнал его василевсу в сердце. Тот оскалился страшным кровавым ртом и затих.
— Боже! — перекрестился Цимисхий. — Не карай нас за это деяние. Не себе во благо старались, но для народа, — и стремительно вышел вон.
В задней комнате Священных палат он облачился в золотую одежду, водрузил себе на голову диадему — символ василевса — и надел пурпурные сапоги, также символ императорской власти.
Не успела ещё улечься кутерьма во дворце, Иоанн уже сидел на троне и давал распоряжения: в городе ввести чрезвычайное положение, запретить кому бы то ни было выходить на улицу без специального разрешения, вызвать паракимомена Василия, срочно собрать сенат и правительство, объявить о смещениях и о новых назначениях.
Надо сказать, что коварный Ноф, организовав этот заговор, в пятницу вечером сказался больным, слёг в постель и дрожал в лихорадке под одеялом до семи утра, до того момента, как пришёл посыльный и сказал о победе Цимисхия. Тут Василий сразу же поправился, вышел на балкон и, воздев руки к небу, при стечении толпы громогласно пропел осанну новому василевсу, избавителю Романии от тирана, самодура и негодяя.
В целом в городе было всё спокойно. В мелких стычках между представителями старой и новой власти было убито не более семидесяти человек. Люди занимались своими делами. Перемены в Вуколеоне мало отражались на их образе жизни. Сверху было одно, а внизу другое; всюду кипели страсти, но они почти не пересекались.
Иоанн сместил претора Константинополя и великого друнгария — адмирала, командующего флотом, всех стратигов — командиров военных округов, плюс — начальника гвардии и начальника тайной полиции (или, как его называли в разговорах, «ночного префекта»). Их сослали в свои имения, от столицы подальше. Были сосланы также близкие родственники Никифора — брат его, Лев, и племянники, законные сыновья Льва, — Варда и Никифор. Третий сын, незаконный, евнух Пётр, был оставлен при армии, противостоявшей русскому войску.
Трудности возникли с патриархом Полиевктом. Для переговоров с ним был направлен Василий Ноф. Высший иерарх византийской церкви принял первого министра холодно, с явным раздражением, хмурил редкие брови и жевал губами, как кролик.
— Ты мне обещал, — проскрипел старик, — что сумеете низвергнуть Никифора без насилия. Я его не любил. Но всегда считал, что убийство — не метод.
— Так уж вышло, ваше святейшество, — кротко сказал Василий. — Мы хотели уладить мирно, но Никифор оказался упрям, и его пришлось обезглавить — по необходимости. Разве ж мы за кровь? Боже упаси!
— Вы цареубийцы, — мрачно повторил Полиевкг. — И короновать преступника я не стану.
— Господи, ваше святейшество, да какой же Иоанн преступник? Он к покойному даже не прикоснулся. Убивали другие.
— Но Цимисхий явился в спальню.
— Да, явился. Вопреки своей воле. Он порог пересёк последним и всё время находился поодаль. Да, формально — виноват, но фактически — чист. Я вас уверяю.
Патриарх пожевал губами. Жёстко произнёс:
— Я смогу венчать Иоанна на царство лишь при выполнении трёх моих условий.
— Всё, что ни попросите,