Томе спрятаться за ржавым трактором, осторожно открыл калитку, осмотрелся. В саду никого не было. Прошел к дому, заглянул в окно. В комнате показался силуэт мужчины.

Несмотря на указания Антона, Тома уже стояла за его спиной. Но было не до споров. Антон достал пистолет, тихо открыл дверь и вошел внутрь: в прихожей старая советская мебель, а на стене иконы и вязанка чеснока в старом чулке.

Из комнаты доносился звук работающего телевизора и методичный стук. Антон заглянул внутрь и увидел мужчину, разделывающего тесаком мясо на столе. Тихо подошел, но старая половица предательски скрипнула. Мужчина услышал, повернул голову.

– Замер! Руки за голову, медленно!

Мужчина отложил тесак и поднял руки.

– Повернись, без резких движений! – приказала Тома.

Он медленно повернулся, держа руки за головой. Перед ними стоял лопоухий мужчина сорока пяти лет с бородой и уставшими глазами.

XIII

16 дней 6 часов 15 минут с начала эксперимента

Степан в это время был уже далеко. «Девятка» остановилась на краю обрыва у старого заброшенного маяка. Он вышел из машины и посмотрел на бьющиеся о берег волны. Морской ветер сбивал с ног, но солнце приятно обжигало лицо. Степан с упоением втянул холодный воздух, довольно оскалился.

Туристы сюда добирались нечасто из-за труднодоступности. Степан узнал о нем от матери Профессора: Галя хорошо знала историю этих мест. Маяк был их укрытием, символом, свидетелем любви.

Степан подошел к тяжелой амбарной двери, открыл проржавевший замок своим ключом.

Внутри было пыльно и темно. На первом этаже он разглядел старую кровать без матраса и печь. Наверх вела винтовая лестница. Степан обошел небольшую комнату, внимательно осмотрел стены. Вот он, этот камень. Степан вынул кирпич, за ним открылась маленькая ниша, вынул музыкальную шкатулку. Сдул с нее пыль, повернул ручку и мягко улыбнулся. Помещение наполнилось тихой приятной музыкой. Из-за старости мелодия фальшивила, но Степана это не смутило.

Он вынул из кармана пожелтевшую фотографию. На снимке молодой Степан обнимал юную Галю на фоне маяка.

– Чего улыбаешься? – нежно обратился он к девушке с фотографии. – Думаешь, не смогу?

Мелодия шкатулки вдруг оборвалась; по щеке Степана текла слеза.

XIV

16 дней 6 часов 30 минут с начала эксперимента

В алюминиевой кастрюле кипела вода с большими кусками мяса на кости. Антон и Тома сидели за круглым столом, застеленным скатертью, хозяин дома радушно хлопотал. Расставил перед гостями глубокие миски и налил в кружки липкий кисель.

Они быстро выяснили, что перед ними не тот, кого они ищут, и хотели быстро ретироваться. Но Прокофьев не позволил. Он ужасно обрадовался гостям, знакомым с Мещерским.

Тома понимала, что отсидевший за каннибализм Прокофьев вряд ли станет кормить гостей из Следственного комитета человечиной, но кипящее в кастрюле мясо вызвало у нее приступ тошноты.

Гостеприимный хозяин суетился, параллельно рассказывая свою историю, время от времени заикаясь.

– С Виктором Анатольевичем мы последний раз в две тысячи восьмом виделись, на мой суд приходил. Человек с большой буквы. Храни его Господь…

Прокофьев поставил на стол кастрюлю, в мутном бульоне дрейфовали куски мяса и луковица.

– Мне его ненавидеть не за что, только благодарить.

– Благодарить? – спросила Тома. – Он же вас на зону отправил. Чего же тут хорошего?

– Это с какой стороны посмотреть…

Прокофьев зачерпнул бульон большим половником и разлил по мискам.

– Я тогда в Якутии работал, лес валил. Мы втроем с мужиками остались на пересменку. Решили охотой подкалымить, пошли в тундру. Пурга тропу занесла, ну и заблудились. Сорок шесть дней ходили. Ни оленя, ни песца, ни совы. Потом морозы пришли. Нам тогда уже совсем хана была. Юрка Батрак, друг мой, Царствие ему Небесное, в капкан попал. Ногу в лоскуты…

Прокофьева прервал приступ тика.

– В общем, Генка (это второй, кто с нами был) три дня меня уговаривал Батрака добить и съесть. Мол, все равно мучается. Я отказывался. Батрак, наверное, услышал. Я ночью проснулся от выстрела… Батрак сам и застрелился. Спас нас, получается…

Тома взяла ложку и посмотрела в свою тарелку. Пробовать не хотелось.

– Кушайте, не стесняйтесь! Все свое…

Прокофьев поставил на стол хлеб и уселся напротив.

– Если бы не Батрак, мы бы померли… с голодухи… А так до весны протянули. Как снег сошел, тропу нашли, в поселок вернулись… Ну а там нас с Генкой даже слушать не стали. Убийство повесили и надругательство над телом.

– Профессор-то тут при чем? – не выдержал Антон.

Тома из вежливости окунула ложку в бульон. К ее радости, засвистел чайник, и Прокофьев поспешил к плите. Тома быстро слила половину содержимого обратно в кастрюлю.

Прокофьев вернулся с чаем.

– А при том. Генка почти сразу в дурку уехал. Радовался, что за шизика сошел. А я на экспертизу к Виктору Анатольевичу попал. У меня диагноз есть, по матери. Эпилептик я. Мне в дурку самый путь. Но он про это в заключении ни слова. Написал «вменяемый». И сказал: «Потом спасибо скажешь». У меня десять лет ушло, чтобы понять, за что спасибо.

Прокофьев погрустнел.

– Я Генку в больничке навещал потом, как откинулся. Он меня не узнал даже. В больничке смрад и отчаяние… Ни имени, ни вещей своих, ничего. А я свой срок отмотал и теперь живу с чистого листа. Работу нашел, хозяйство поднял. Вот так.

– Выходит, он вам второй шанс подарил… – тихо сказала Тома.

– Выходит, так.

Тома встала и потянула Антона за собой.

– Вы уж извините, если напугали. Нам пора, – Тома обняла Прокофьева. – Пусть у вас все будет хорошо!

Прокофьев растерянно посмотрел на гостью:

– Надеюсь, вы найдете Мещерского… Может, все-таки чаю? Или добавки?

– Нет! Спасибо, – хором ответили они.

XV

16 дней 7 часов с начала эксперимента

Брындин выжимал газ, не замечая, что превышает скорость.

Он был страшно зол на бестолкового напарника. Теперь Сергею предстоит пройти административный ад, чтобы добиться повторного разговора с выжившей.

– Ну, Заварзин, ты чего там устроил?

– Ничего.

– Ты мне не дерзи, понял?! Ты зачем на девчонку полез? Мы неизвестного ищем! Она что ли Профессора похитила?

– Нет. Но я думаю, она врет.

– А я думаю, что ты мне обосрал единственную возможность выйти на след Мещерского!

Дима не обращал внимания на тон Брындина.

– В шахте ее телефона не было… – рассуждал он.

– Во-первых, это еще проверить надо. Во-вторых, такие вещи можно со мной согласовывать?

– Можно. Извини.

Сергей взглянул на фото жены и дочки, выдохнул. Заметил, что почти летит по центру города и отпустил газ.

– Телефон мог в щель завалиться.

– Можно договорить? – спокойно спросил Дима.

– Говори, кто тебе мешает?

– Вода была только у Кати в кладовке. Почему? Она отрицает, что Профессор ее запирал, но при этом не скрывает, что жила у него! Разве не видишь, она что-то недоговаривает.

Брындин припарковался у здания СК.

– А к отбитому мужику с обрезом, который там людей заживо похоронил, это как относится? Может, если бы ты с девчонкой поаккуратней был, она бы что-то и рассказала?

Дима не ответил. Они вошли в оперативный штаб, и Сергей направился прямиком к Скворцову.

– Если ты сейчас скажешь, что