записи еще не восстановлены, клянусь, Скворцов…

– Восстановлены! Я как раз…

– Так веди меня, радость моя!

– Я уже все подготовил, – торопливо рассказывал Скворцов, пока они шли к столу с мониторами, – только там, Сергей Михалыч, там еще…

Сергей прервал его жестом и сел за стол. Вокруг стола собралась опергруппа.

Скворцов запустил видео, включил перемотку. Кадры быстро сменяли друг друга: смерть Наташи, паника участников, ссоры, попытки сломать дверь в кладовой. Участники в спальне разбирают кровати, на Рому нападает Нурлан, в спальню приходят остальные, о чем-то говорят.

– Погоди, погоди. Останови, – попросил Дима. – О чем они говорят?

Сергей запустил фрагмент в нормальной скорости. На экране появился Андрей. Он говорил о связи участников с Кирсановым.

Собравшиеся увидели, как Катя признается, что Кирсанов – ее отец, после ее запирают в туннеле, срывают камеры. На этом видео обрывалось. В комнате повисла тишина, все ждали, что скажет Брындин. Он пялился в экран и наконец тихо произнес:

– Скворцов, срочно готовь документы на арест Кирсановой. У нас появился новый подозреваемый, – Сергей посмотрел на сотрудников. – Чего встали? Разбирайте записи, готовьте расшифровки. Записать каждое слово! Через два часа ко мне с отчетом.

Он медленно встал.

– Сергей Михалыч! Да погодите вы, – Скворцов остановил Брындина.

– Чего еще?

– Я контакты из мессенджеров Профессора проверил. Оказалось, что человек, с которым он чаще всего общался, это наш бывший сотрудник Антон Градов.

– Антон?!

– Тут такое дело… Вы просили улики повторно перебрать. Мы в хранилище вещдоков пошли, ну и…

– Твою мать! Обоих срочно в розыск! Какой же я мудак!

Дима подошел к доске с оперативной информацией, снял фотографию Кати из столбика «Жертвы» и перевесил в столбец «Подозреваемые», рядом с фото Профессора и карточкой со знаком вопроса.

XVI

16 дней 7 часов с начала эксперимента

Тома вела машину, пока Антон без особой надежды снова перебирал данные пациентов Профессора.

– Налажали мы, Антошка. Придется с нуля начинать. Есть мысли?

Антон сунул дела пациентов в рюкзак.

– Мысли удручающие! Нет тут ни хрена. Про меня уже наверняка знают и скоро начнут искать. Время уходит.

Он с досадой ударил кулаком о бардачок.

– Спокойно, спокойно. Мы с тобой ребята толковые, разберемся. Итак, Рихтер уверен, что Профессора похитил его сумасшедший пациент, так? А если он ошибается? Если не пациент, то кто?

Антон пожал плечами.

– Давай, давай. Разгоняем. Кто-то обставляет все так, будто Мещерский замучил людей до смерти и сбежал. Чтобы что?

– Чтобы скрыть свое собственное преступление.

– Тогда он бы убил его, и дело с концом. Но он оставил Профессора в живых и таскает с собой по всей области.

– Тогда по личному мотиву. Чтобы причинить Профессору вред. Сломать жизнь, унизить, посадить в тюрьму, искалечить, не знаю…

– Возможно. Но желание сломать человеку жизнь на пустом месте не возникает.

Антон мало знал Профессора с личной стороны и не мог придумать ни одной версии.

Томины глаза свернули:

– Ну-ка, что нам говорит психология здравого смысла? Обида возникает только там, где есть крепкая связь. А если тебя обидел кто-то важный и значимый, ты выбираешь, как с этим справиться. Можешь простить…

– А можешь отомстить… – закончил мысль Антон.

Тома победно застучала по рулю:

– Никто не сможет обидеть человека сильнее, чем его близкие! Надо искать в семье Профессора.

Антон принялся вспоминать:

– Так… Мать умерла, отчим тоже. Женат никогда не был, детей нет… Черт, да я даже не рассматривал вариант семьи, там ведь такое…

– Отец?

– Он никогда о нем не упоминал.

Антон достал ноутбук Мещерского из рюкзака. Поискал в компьютере документы по ключевым словам «папа», «отец» и father, но ничего не всплыло.

– Попробуй рater. Это «отец» на латыни.

Антон вбил рater и нашел запароленную папку. Тома съехала на обочину, взяла у Антона ноутбук, начала подбирать пароли, папка не открылась.

Антон вдруг оживился. Быстро построил маршрут в навигаторе.

– Что там?

– Что-то вроде семейного склепа.

XVII

16 дней 8 часов с начала эксперимента

В печке трещали дрова. Степан уложил спящего Мещерского на кровать поверх тулупа, привязал его руки к спинке, ноги связал. Выпил чаю, немного прибрался: подмел полы, снял с заколоченного окна старые доски и соорудил себе спальное место у печки. Ему хотелось, чтобы здесь стало как раньше, хотя бы на некоторое время…

Степан достал из чулана лопату, и прежде, чем выйти на улицу, посмотрел на спящего сына. Он понимал, что полиция рано или поздно найдет это место. Нужно торопиться.

Голова гудела, глаза щипало от недосыпа. Он тяжело дышал, подавляя желание прижать сына к груди. Больше всего на свете он хотел бы просто поговорить с ним, рассказать ему все о своей жизни и спросить о его матери. Но голос в голове тут же объяснил, что это большая ошибка. У него была миссия, на нем лежала ответственность, он не мог подвести людей. Он обязан защитить невинных.

За маяком высилась куча мусора: битая черепица, гнилые доски, ржавые бочки, разбухшие листы фанеры. Это место определенно подходило. Степан воткнул лопату в землю.

XVIII

16 дней 8 часов 20 минут с начала эксперимента

Антон припарковался на территории центра хранения, и они направились искать администратора. Тома съежилась от холода, Антон накинул на нее свою куртку.

В небольшом офисе скучал юный администратор в больших наушниках.

Тома показала ему удостоверение, он неторопливо снял наушники.

– Нам бы контейнер посмотреть. Арендатор – Виктор Мещерский, – сказала, запыхавшись, Тома. Выглядела она неважно.

– Ордер есть? – равнодушно спросил парень. – Без ордера не пущу.

Антон посмотрел на камеру под потолком: не работает. Достал из портмоне купюру в пять тысяч и положил на стойку. Тома прикрыла купюру рукой.

– С ума сошел? – прошипела она. – А если он жалобу накатает?

Парень спокойно вытянул деньги из-под Томиной ладони и поискал информацию в компьютере.

– Борьба с коррупцией не входит в сферу моих интересов… Помещение сто пятьдесят семь.

Пока они шли по длинному коридору, Антон ввел Тому в курс дела.

– Когда у Профессора умерла мать, года два назад, он ее дом продал, а вещи выкинуть не смог. Попросил меня перевезти сюда.

Антон открыл замок, поднял тяжелые рольставни, включил фонарик. Перед ними предстала большая комната, под завязку набитая вещами: на стеллажах накрытые пленкой книги, фотоальбомы, на полу черные мешки, коробки, несколько предметов мебели и фортепиано.

Тома открыла пыльное пианино, нажала на клавиши: инструмент был расстроен.

Антон обернулся на звук:

– Его мама была учителем музыки и работала в консерватории, кажется.

Он перебирал книги и документы:

– Тут должно быть что-то об отце Виктора Анатольевича. Может, фотографии или дневники…

Тома почувствовала, что у нее отекли ноги. Она опустилась на стул, поглаживая живот, и осмотрелась. Внимание привлек комод, накрытый простыней.

– В комоде глянь. Мужчины чаще всего прячут ценные вещи в книгах, а женщины – в нижнем белье.

Антон снял простыню, подняв облачко пыли, выдвинул все ящики. Под ночной сорочкой обнаружил стопку пожелтевших писем, перевязанных бечевкой.

Антон открывал конверты, один за другим, читал письма.

– Тома, это оно!

«Милая моя, хорошая девочка. Пишу тебе и знаю, что не получу ответа. Но все равно надеюсь… Мне