открыла глаза. Выждав, когда полицейский затихнет, соорудила свой муляж из подушек, открыла окно и вылезла на парапет.

С наслаждением вдохнула свежий холодный воздух. Осторожно добралась до водосточной трубы, держась за стену, легко, словно ребенок, спустилась вниз. Спрыгнула на лужайку. Вокруг было темно и пусто. Катя осмотрелась и побежала прочь.

Она старалась избегать людных мест и не попадаться под камеры наблюдения.

В парке заметила на лавке забытую толстовку. Катя надела ее поверх больничной рубашки.

Весь путь до клиники Мещерского занял не больше трех часов. У входа дежурили полицейские. Катя, стараясь быть незаметной, обошла клинику, ловко вскарабкалась на окно и влезла в открытую форточку. Забираясь внутрь, оцарапала руку о торчащий гвоздь и испачкала подоконник кровью, но в темноте этого не заметила.

На цыпочках прошлась по темной и пустой клинике. На втором этаже у процедурного кабинета осторожно сняла вентиляционную решетку и забралась внутрь.

Она уверенно ползла по темной шахте. На развилке свернула. В глубине шахты увидела то, за чем вернулась, – порванный красный браслет. Катя натянула его на руку, зубами затянула узелок.

Часть 7

Дневник сновидений. Запись #61

Мне снился суд. Все кричали, щелкали вспышками и желали ему смерти. А потом мне стало очень больно.

Перед глазами ярко горел круглый прожектор с кучей маленьких лампочек, и кто-то щипал меня за щеки. Хотелось кричать, но я не могла.

I

13 лет до начала эксперимента

Кате было двенадцать, когда детство кончилось. Сначала не стало ее любимого брата, потом отца посадили в тюрьму, а после ее облили кислотой…

Катя помнила тот день урывками: пронзающая боль, крик, яркий свет операционной лампы. Врачи спасли зрение, но предупредили семью, что реабилитация будет долгой и коже на лице потребуется не одна пересадка.

За три недели, что Катя провела в ожоговом отделении, мама ни разу не навестила. К другим родители приходили каждый день, но о ней словно забыли. Она плакала, скучала и чувствовала себя виноватой.

Когда доктор сообщил, что ее выписывают, обрадовалась. Но врач сказал, что мама пришлет вместо себя кого-то другого. С тех пор Катя больше ни с кем не разговаривала.

Перед выпиской ей наложили тугую повязку и назначили целый список лекарств. Катя вышла на улицу, присела в тени на лужайке, подальше от больничной суеты, достала из рюкзака калимбу. После того как отца забрали злые люди, Катя не расставалась с инструментом ни на день.

Девочка уверенно перебирала пальцами металлические язычки, но повязка на левом глазу мешала сосредоточится, и она сбилась.

– Красиво… – послышался чей-то мягкий голос.

Катя обернулась. Она знала этого человека: это был близкий друг ее отца, он часто приходил в дом. Но гость никогда не заговаривал с ней.

Катя отвернулась. Сегодня она решила молчать. В конце концов, если все вокруг ее не замечают, она ответит тем же.

Профессор подошел ближе. Катя обратила внимание на его сияющие в лучах солнца кожаные туфли и носки с причудливым узором, но быстро потеряла к ним всякий интерес и продолжила играть на калимбе.

– Что это?

Катя ответила не сразу.

– Папа подарил.

Ветер эхом разносил грустную мелодию.

Мещерский помолчал.

– Врачи сказали, тебя пора домой забирать. Здорово, да?

Катя не ответила. Мещерский умел найти ключик к любому взрослому, а с детьми не ладил. Честно сказать, он их не любил, побаивался.

– Обижаешься на маму? Ей сейчас тяжело. Все силы уходят на хлопоты из-за папы. Она очень хотела приехать, правда.

Катя перестала играть.

– Тогда почему не приехала?

Не найдя подходящего ответа, Мещерский решил перейти на транзакцию «врач – пациент» – такая схема коммуникации была для него куда понятнее – и присел рядом.

– Твой врач сказал, что у тебя случилась паническая атака. Доктор объяснил тебе, что это такое?

Катя покачала головой, не переставая играть.

– Это такое состояние, когда сильно-сильно страшно, но не знаешь почему. Панические атаки у многих людей бывают. И у меня тоже.

Катя перестала играть и впервые посмотрела на Профессора.

– А еще мне иногда бывает страшно, что приступ повторится. Но потом я вспоминаю, что умею с этим справляться, и успокаиваюсь. Рассказать как?

Катя кивнула.

– Тогда слушай. Как только почувствуешь, что тебя накрывает волной, прочитай заклинание: «Я страшилок не боюсь, в кого хочешь превращусь…» – Профессор мягко похлопывал себя по груди в такт словам. – А дальше нужно быстро-быстро представить, что ты превращаешься… В кого хочешь? Кто самый сильный на Земле?

Катя задумалась. В голове возникли образы отца, Железного человека и кота Леопольда.

– Железный человек, наверное.

– Отлично! Представляешь себя в костюме Железного человека и читаешь заклинание несколько раз.

Катя приложила ладонь к груди.

– Я страшилок не боюсь, в кого хочешь превращусь, – медленно повторила она, постукивая себя ладошкой.

Мещерский со всей серьезностью проделал упражнение вместе с ней. Кате это показалось смешным, и она впервые улыбнулась. Профессор улыбнулся в ответ и придал своему лицу заговорщицкий вид. Встал и, поколебавшись, протянул руку Кате:

– Поедем домой? – Катя взяла его за руку. – Ты справишься, я обещаю.

Катя кивнула, взяла вещи и села в машину. Мещерский обработал руки влажной салфеткой и завязал ее в узел.

II

17 дней с начала эксперимента

Ровно в десять часов утра Виктор Мещерский, одетый в клетчатый костюм-тройку, проследовал в комнату для допросов в сопровождении своего адвоката. Он опирался на трость из красного дерева и немного прихрамывал. Мещерский исхудал, поседел, постарел. Ноги болели, он был измотан. Но ему хотелось как можно быстрее ответить на вопросы следователей. Все потому, что СМИ продолжали смаковать каждую деталь дела Мещерского и его подопытных. Начиналась травля, и Мещерский считал своим долгом объясниться как можно скорее.

Он вошел в допросную. Профессору не раз доводилось бывать здесь раньше по просьбе Брындина, поэтому он прекрасно знал, что за стеклом собрались сгорающие от любопытства сотрудники отдела.

После короткого приветствия Сергей, Дима, Мещерский и адвокат Игорь Полтавский сели за стол.

Сергей нервничал и оттого суетился.

– Прежде чем мы начнем, – спокойно сказал Профессор, – хочу выразить благодарность всем, кто участвовал в моем спасении. Благодаря вам я жив и буду рад ответить на все вопросы.

Дима раскрыл блокнот, Сергей начал допрос.

– Виктор Анатольевич, прошу вас отвечать емко и по делу.

Сергей протянул протокол допроса адвокату. Тот все проверил и позволил Мещерскому подписать.

Дима продолжил:

– С какой целью вы заперли людей в подвале?

– Чтобы помочь им. Я работал над методикой для корректировки посттравматического стресса через столкновение жертв с их агрессорами.

– Держать людей под замком для вас не в новинку, так? – Дима протянул Профессору фото Катиной комнаты из его дома. – Ваша подопечная Екатерина Кирсанова проживала с вами?

– Время от времени, да.

– Запирали ее вы тоже время от времени? Или регулярно?

Мещерский был спокоен и вежлив, но удивился, что молодой следователь выбрал тактику нападения.

– Я ее не запирал. В этой комнате также временно жила еще одна пациентка. Я запирал именно ее, по добровольному согласию. Она страдала от нимфомании и