Лейла соскользнула на землю, закрыв лицо руками и прижавшись спиной к ледяной плите. Она не чувствовала холода. Она не чувствовала ничего, кроме болезненного стука каждого удара сердца.

– Мне так жаль, – выдавила она. – Мне так жаль.

Прошло несколько мгновений, а может быть, и часов, когда снаружи послышались чьи-то шаги. Она стояла спиной к двери и не сразу смогла повернуться. Вероятно, это был слуга, который пришел сказать, что врач, священник или полицейский уже прибыли. Она будет выглядеть полной дурой, если они застанут ее здесь: заплаканную и дрожащую. Но вдруг она услышала:

– Лайла?

Северин. Его голос звучал сдавленно, словно он задыхался.

– Лайла! – снова выкрикнул он, и, схватившись за ледяную плиту, она поднялась на ноги.

В своей соболиной шубе и с влажными от снега волосами Северин выглядел так, словно его вызвали с помощью какого-то магического ритуала. Когда он шагнул вперед, ледяной свет морга упал на его лицо, только подчеркивая темные круги под глазами.

Несколько мгновения они просто смотрели друг на друга. Она была его любовницей лишь на словах, но точно не на практике.

Он мог бы пойти с ней в спальню, которую они делили по ночам, но он никогда не оставался в комнате, и уж тем более никогда не ложился с ней в постель. Последние несколько дней она просыпалась одна. Лайла была потрясена, что сейчас он стоял так близко, всего в пяти футах от нее. Только что пережитые потрясения повлияли на ее восприятие, и на мгновение она почувствовала, что ее тянет назад, в прошлое, в другую жизнь. Прошлое, где она мирно пекла пирог на кухне Эдема и ее руки были покрыты сахаром и мукой. Прошлое, где его глаза светились удивлением и любопытством. Прошлое, где он однажды шутливо потребовал объяснить, почему она называет его «Маджнун».

– А что я получу за разъяснение? – поддразнила она. – Я требую подношений.

– Как насчет платья, сшитого из лунного света? – спросил Северин. – Яблоко вечной юности… или хрустальные туфельки, которые никогда не порежут твою кожу.

– Это все ненастоящие вещи, – сказала она и рассмеялась.

Он смотрел, как она смеется, не отрывая глаз от ее лица.

– Для тебя я что угодно сделаю настоящим.

Воспоминания исчезли, увлекая ее обратно в холодную реальность.

– Ты здесь, – наконец выдавил Северин.

– Я пыталась…

Северин поднял руку, не глядя на нее. Свет упал на переливающиеся бриллианты. Лайла посмотрела на столик, где лежало ее колье, с помощью которого Северин мог вызвать ее в любой момент.

– Ты не ожидал меня увидеть?

– Остальные, – сказал он, поднимая свои темные глаза. – Они пропали.

Высунувшись из ледяного грота, Энрике оказался в странном солнечном городе. Он мысленно посетовал на свое чувство самосохранения. С одной стороны, он хотел заставить Зофью и Еву вернуться в грот, но с другой – ему хотелось идти дальше. Его нога болталась над обрывом, а солнечный свет манил за собой. В этот момент Энрике понял, что разрушенный двор уже разжег в нем самое опасное из всех чувств – любопытство.

Девять женских статуй подпирали потолок, сделанный из деревянных досок. Время стерло детали их лиц и нарядов, но Энрике все же уловил намек на струящийся шелк и изящные диадемы. Его внимание привлекли разноцветные рисунки на стенах. В этих сценах девять женщин в капюшонах падали ниц перед девятью греческими богинями божественного вдохновения – музами. Энрике узнал каждую из муз по символам над их головами. Эрато и ее кифара, Талия и ее комическая маска. Кусочек золотого листа все еще поблескивал на лире в руках Каллиопы – музы эпической поэзии. Сотворенная краска позволяла изображениям меняться: в один момент предметы, которые держали музы, были целыми и сияющими. В следующее мгновение они рассыпались прямо на глазах. Стоило ему взглянуть на преклоненных женщин, как он невольно содрогнулся. Каждая из девяти женщин на картине протягивала руки, но ни у одной не было кистей. Чуть подальше, за музами, громоздилась целая куча ладоней, отрубленных по запястье. Они выглядели как подношение.

Как жертва.

Вдруг ему стало не по себе, и все обрывки легенд и исследований соединились у него в голове, как кусочки пазла. Его мысли вернулись к мертвым девушкам в ледяном гроте. Их было девять, и у всех не было кистей рук. Раньше ему казалось, что они играют роль хранителей, но теперь он видел прямую связь с историей о Забытых Музах – древней родословной, происходящей от женщин, которым было поручено защищать Божественную Лирику. Вдруг это не было мифом? Вдруг…

Ход его мыслей оборвал хриплый голос:

– Больше ты никого не получишь.

На свет вышел иссохший старик. Он поднял руку, и девять статуй сошли со своих каменных пьедесталов. Пыль взвилась в воздух, а земля задрожала: на них смотрело девять неподвижных лиц.

– Мы уходим! – крикнул Энрике. – Сейчас же…

Зофья с Евой отшатнулись назад. Энрике еще дальше высунулся из портала: одной рукой он крепко сжал дверь, а другую протянул вперед, чтобы помочь девушкам подняться наверх. В этот момент что-то просвистело у его уха.

Мимо него пролетел какой-то острый предмет, и он отшатнулся назад. Его пальцы скользнули по грубым камням портальной стены. Пока он пытался снова ухватиться за дверь, Ева схватила Энрике за протянутую руку, и ледяной пол ушел у него из-под ног. В последнюю секунду он выставил вперед обе руки и упал на горячий каменный пол, покрытый песком.

– Портал! – закричала Ева.

Зофья помогла ему подняться на ноги. Энрике развернулся, приготовившись забраться обратно в портал… но его там не было.

– Он просто… исчез, – сказала Ева, едва сдерживая слезы. – Мы в ловушке.

– Нужна кровь, – запыхавшись, сказал он. – Может, получится снова его открыть…

Еще одна стрела просвистела мимо его лица. Перья на хвостовике хлестнули его по щеке, и мгновение спустя он услышал, как стрела с треском застряла в кладке каменной стены. Волосы у него на затылке встали дыбом, а в воздухе повис пронзительный гул.

Зофья схватила его за руку.

– Шевелись!

Энрике бросился бежать. Впереди него Зофья возилась со своим ожерельем. Энрике нырнул вперед, оттолкнув ее с дороги. Зофья упала на землю и перекатилась на бок как раз в тот момент, когда в землю возле нее вонзился наконечник стрелы.

– Прекратите! – закричала Ева. – Мы просто хотим уйти!

Прямо перед ними из тени вышел старик. Его глаза были молочно-белыми от слепоты. Глубокие борозды морщин обрамляли его глазницы, возле которых были видны фиолетовые шрамы. Этот человек не был слепым из-за старости или болезни – кто-то сделал его таким.