с годами. Но как талантливые люди они соперничали друг с другом. Ведь дружба не может быть без конкуренции. К примеру, у Сезанна были задатки к литературному творчеству. Он сам хвастался: «Я могу кучу стишков насочинять за короткий промежуток времени». И это было правдой. А у Золя внутреннее соперничество вылилось в романе «Творчество», где он саркастически обрисовал своего друга под псевдонимом Клод Лантье, которого преследуют бесконечные неудачи, приведшие его к самоубийству. И еще был один неприглядный эпизод, показавший Золя с не самой лучшей стороны по отношению к другу. Однажды Дюрантье обратился к нему с просьбой познакомить его с Сезанном, потому что ему было интересно его творчество. Так что сделал Золя? Он наврал: «У него нет сейчас времени, он очень занят работой, он недоступен. В свое время, когда будет подходящий случай, тогда, может быть, он вас примет». Так, по сути, отваживал от Поля людей, которые могли бы ему помочь. Со временем между друзьями произошло крупная размолвка. Между прочим, в своем романе Эмиль описал всю семью Сезанна – его отца и всех домочадцев – до мельчайших подробностей. То есть он использовал их в качестве прототипов для своих героев. Конечно, мы можем эксплуатировать впечатления, информацию, которую черпаем из жизни, но все-таки с некоторой долей аккуратности. Золя же практически не выбирал слов, когда, например, описывал без прикрас отца Сезанна – скупого, расчетливого, деспотичного.

П. Сезанн. Натюрморт с часами из черного мрамора. 1871. Собрание Ставроса Ниархоса в Афинах. Афины

Трудно говорить о Сезанне и не упоминать Золя, поскольку они представляют собой один из тех редких примеров удивительного содружества, когда два таланта параллельно идут к вершине славы. Правда, у Золя это получилось при жизни, а у Сезанна после смерти. Но до сих пор исследователи не могут понять, догадывался ли Золя о гениальности и величии Сезанна? Или сознательно отодвигал этот факт на периферию своего сознания, всячески полемизируя и соперничая с другом. Когда Поль подарил ему картину «Натюрморт с часами из черного мрамора», Золя не придал значения подарку. Или другой пример: однажды Золя выступил с гневной обличительной статьей в защиту отверженных художников, при этом упомянув целый ряд имен, среди которых, однако, не было Сезанна! Больше всего Золя поддерживал ставшего его любимцем Мане. Ради него он, условно говоря, мог бегать по крышам, чтобы воспевать его творчество. Со временем тесное содружество когда-то неразлучных друзей переросло в ярко выраженное соперничество. Хотя некоторые исследователи и говорят, что Золя ничего не понимал в живописи, несмотря на то, что выступал в защиту новых направлений в искусстве, тем не менее наверняка он чувствовал масштаб личности своего товарища, потому что очень хорошо его знал. Значит, завидовал?

В Париже их восхождение на Олимп шло параллельно. Правда, Золя был постоянно в центре внимания, ведь он работал репортером, последовательно шагая по ступенькам карьерной лестницы. Наверное, в силу того, что он был постоянно унижаем, жил в нищете, для него очень важен был успех во что бы то ни стало. Поэтому не гнушался никакими средствами, чтобы только покорить литературные и журналистские вершины. И это ему удалось. После шумного успеха первых романов цикла «Ругон-Маккары» состоялся окончательный разрыв дружбы с Сезанном. Но до романа был еще один случай, испытавший на прочность их союз.

Почему так фундаментален Сезанн для истории мировой культуры?

Ее звали Александрина Меле. Первым с ней познакомился Сезанн. Она торговала цветами. Исследователи до сих не могут утверждать, был ли у них роман. Но однажды влюбленный художник позволил себе неосторожность пригласить Золя на пикник с Меле. Он совершил непростительную ошибку. Почти каждому юноше в романтических грезах видится, как однажды девушка небесной красоты неожиданно возникнет перед ним и с этого момента будет принадлежать только ему. Но в жизни молодым людям не хватает ни уверенности в себе, ни решимости. В этом отношении они с Золя были схожи. Но пока Поль мечтал, Эмиль воспылал страстью к цветочнице и начал за ней ухаживать. В итоге расчетливая девица, сравнив перспективы одного и другого, выбрала Золя, поскольку он уже тогда был известным писателем, а Сезанн – непризнанным живописцем. Этот случай стал первой трещиной, которая пролегла между друзьями. Дальше – больше.

После выхода в свет романа «Творчество», где Золя, помимо прочего, не стесняясь, описывает своего друга еще и как неряшливого художника, мастерская которого была завалена окурками, грязными тарелками, валявшимися всюду тюбиками – как мог, он топтал своего друга, когда-то первым вставшим на его защиту перед хулиганами-однокурсниками. Золя мстил ему непонятно за что. Они окончательно рассорились и на протяжении последующих десятилетий никогда не встречались. Но эта трогательная и в то же время поучительная история вызывает странное волнение.

Мы не раз говорили, что окружение влияет на нашу судьбу, что, так или иначе, мы не можем состояться без окружающих нас людей, без тех, кто с нами общается, рождая взаимообмен мыслями и идеями. Оба друга обладали относительно равной мощью таланта. Духовно обогащали друг другу в ту пору, когда ходили в походы, мечтали о высоком, философствовали, сочиняли стихи и даже играли в совместном оркестре. Сезанн – на корнете, а Золя – на кларнете. И позволяли себе музыкальные шалости. Под окнами одной девушки, к которой они оба испытывали страсть, устраивали серенады. А у нее был зеленый попугай, которого очень раздражала их музыка. Как только они начинали играть, тот принимался дико кричать. Любительские концерты продолжалось до тех пор, пока соседи не вылили на голову ухажерам помои.

Безусловно нас интересует разносторонняя натура Сезанна. Все, что мы видим в его картинах, говорит о богатстве внутреннего мира и воображения мастера. В каждой картине заключены ощутимая сила и энергия, которые могут появиться только тогда, когда художник обладает помимо таланта еще и еще глубоким интеллектом. Он, конечно, читал произведения классиков, Фрейда, Мюссе, многих из тех писателей, кто был тогда популярен. Подлинный гений не может выражаться только в чем-то одном. Как говорил Козьма Прутков, «специалист подобен флюсу: полнота его односторонняя». Так с иронией говорят о человеке, быть может, прекрасно владеющем своей профессией, но ничем более не интересующемся и ничего более не знающем. И это совсем нельзя отнести к гению Сезанна. Почему же так значительна фигура Сезанна для истории мировой культуры? Почему занимает второе или третье место по частоте упоминания в мировой антологии искусства? Значит, он произвел нечто такое в мировом искусстве, что до сих пор