еще до конца не оценено в настоящем и будет эхом отдаваться в будущем! Например, он исследовал пространство, и не просто писал, опираясь на чувства, а подвергал глубокому анализу то, что изображал. Он идейно обосновывал всю систему своего творчества. Когда мы возвращаемся к его образованности, к его осмыслению того, что он делал, то приходит понимание, что по-другому и не могло быть.

Кстати, когда в 1863 году Сезанн увидел в Салоне работу Эдуарда Мане «Завтрак на траве», то буквально был ошеломлен необычностью полотна, свежестью, колористическим построением. Картина оказала на него огромное влияние – такое же, как и позже «Олимпия». Но выказать свое восхищение Поль не мог: они были, как говорят, разного поля ягоды. Мане – сын крупного чиновника, очень обеспеченный человек, с другим уровнем образования и воспитания. А Сезанн – сын полуграмотного ремесленника-выскочки. Ведь стремление разбогатеть Луи Огюста зиждилось на том, что он хотел быть равным тем аристократам, которые были бедны, но чрезмерно заносчивы. Никто не мог пересечь границу, разделявшую внезапно разбогатевших представителей буржуазии от старой бедной аристократии. Первые завидовали родовитости и аристократизму вторых, а вторые – богатству первых. Есть масса примеров из французской и нашей истории, когда многие богатые буржуа даже стремились породниться с малоимущими аристократами, чтобы приобрести титул.

И отец Сезанна из кожи вон лез, чтобы показать свое право на достойное место в элите, что было одним из его сакраментальных желаний. Он мечтал, что его сын добьется того, чего не достиг сам. И станет вхож в аристократические круги благодаря тому, что он дал Полю прекрасное образование, которое позволит ему утвердиться и исполнить свою мечту. Луи вкладывал все свое честолюбие в сына, не интересуясь, хочет он того или нет. Кстати, сам Поль Сезанн первоначально даже не мечтал быть художником. Он лишь, как говорят, что-то там рисовал в колледже Бурбон, получая не самые лучшие оценки. Ничто не свидетельствовало о том, что он когда-либо станет живописцем, более того – великим живописцем!

Естественно, у каждого человека, а особенно, у творческого, есть свои амбиции. Многие полагают, что они – великие музыканты, великие поэты, великие писатели, великие художники. Но на самом деле великими становятся, единицы. Сезанн, скорее всего, не задумывался об этом. Он просто упорно трудился, несмотря на то, что его работы отвергали, не покупали, не принимали на выставки. Такое поведение говорит о его сосредоточенности на своем деле, об ощущении предназначения. Стремясь к мечте, Поль не ждал сиюминутных наград, пряников, потому что, как пел в свое время Булат Окуджава, «пряников, кстати, всегда не хватает на всех». Их получают только избранные. И не всегда достойные. Как писал другой поэт, Лев Озеров, «талантам надо помогать, бездарности пробьются сами». А кто, по большому счету, помогает таланту? Это бывает в редчайших случаях. Вот так и Сезанн жил в состоянии полного непризнания. Представьте себе, что он чувствовал, когда шел непроторенным путем, следовал внутреннему зову, а взамен получал критические замечания, что «работы слишком грубы и непрофессиональны». И сравните его жалкое положение с почитанием Александра Кабанеля и Жан-Леона Жерома, полотна которых были отшлифованы до невероятного правдоподобия и блеска.

Расстался с обеспеченной жизнью банкира ради химерических ожиданий

В сущности, Сезанн не имел художественного образования, кроме пребывания в Академии Сиюса. Хотя предпринимал попытку поступить в Школу изящных искусств при Французской академии, но был отвергнут. Что же собой представляло заведение Сюиса? Бывший натурщик Шарль Сюис, смекнувший, что может легко подзаработать, купил помещение и дал в нем возможность художникам рисовать, платя определенную сумму за аренду и натурщиков. Все! Никто никого там не обучал. Собирались в академии все, включая импрессионистов, с которыми Сезанн там и познакомился. Особенно он сблизился с Камилем Писсарро, который оказал ему очень большую поддержку и первым понял глубину его творчества.

Поль отличался от своих товарищей благожелательностью и ровным отношением к их достижениям, что считается редкостью в творческой среде. Ведь в любом коллективе, особенно творческом, есть зависть, которая проявляется в ревнивом отношении к успехам коллег, как следствие на поверхность выходят самые негативные свойства человеческого характера. Постулат завистников «ты мне просто не нравишься» на самом деле скрывает истинные чувства. И мало кто из нас может сказать честно, что полностью равнодушен к победам своих знакомых. Заглянув внутрь себя, можем признаться, что из тайников нашей души нет-нет, да и вылезет какой-то червяк, который начинает нас подтачивать. Мы, конечно, его пытаемся гнать что есть сил. Однако в творческом сообществе черное чувство зависти приобретает более выраженные очертания.

Сезанн мог выбрать совсем другой путь – более спокойный и обеспеченный. Ведь его отец всегда мечтал, что сын станет банкиром, продолжателем его дела и войдет в элиту Экс-ан-Прованса. А сын – сомневающийся, мятущийся, не совсем понимающий, что хочет в ту пору, все-таки сделал несколько попыток стать художником. Первый раз, в апреле 1861 года, он поехал на пять месяцев в Париж. Поработал там, представил картину в Салон, но ее отвергли. Разочаровавшись, Поль вернулся в Экс к радости отца. Стал служащим у него в банке. Жизнь как будто выстраивалась. Он даже писал в одном из писем: «Все нормально, все хорошо, все предсказуемо, я буду жить достаточно обеспеченным человеком». Действительно, представьте себе: сын богатого родителя, можно продолжать дело своего отца, жить припеваючи, будущее обеспечено, что называется жизнь удалась. Чего еще желать?

Примеров, когда человек отказывается от стабильного благополучия ради феерической мечты, немного. Например, Гоген, когда наступил кризис, понимал, что все обернется в конце концов тем, что останется без работы. Но все же он еще некоторое время колебался в принятии окончательного решения в выборе пути. Сезанн же был в этом плане более решительным человеком. Его удручала жизнь банковского служащего. Он писал: «Я не могу находиться в этой конторе, мне хочется, как прежде, когда были мальчишками, выходить за пределы города и идти к горе Сент-Виктуар». И он часто отлучался из банка, на что его сослуживцы ехидно замечали: «Конечно, сын патрона может себе позволить уходить с работы когда пожелает и жить как хочет».

После череды таких своевольных поступков он в очередной раз не выдержал и вернулся в Париж, и этот момент оказался решающим. Конечно, возник конфликт между ним и отцом. Отец намекал на то, что лишит его содержания. В результате Поль мог оказаться на грани голодной смерти. Многие художники в Париже жили буквально впроголодь. Париж – жестокий город. Он был совершенно безразличен к судьбам людей. И когда Сезанн принимал