— Нет.

Кубик сахара со стуком опустился на дно его чашки, и я пододвинула его к нему в надежде, что у него аллергия. Как только я снова взяла вилку, он вновь открыл рот.

— Теперь, думая об этом, вода была бы лучше.

Мое самообладание лопнуло, и первые слова, пришедшие мне в голову, вырвались наружу.

— Почему ты такой?

Мелькнула легкая искорка юмора, но от неуважительного тона его глаза потемнели, и этот дорогой ботинок чуть сильнее надавил мне на ногу.

— Ты самовлюбленная, и я нахожу тебя забавной.

Хотя это предложение не имело бы смысла ни для кого другого, оно попало в цель и заполнило пространство между нами безмолвным осознанием. Он издевался над моей игрой в «счастливицу» из нашего предыдущего разговора. Дьявол так хорошо понимал работу моего хаотичного ума, что я не была уверена, что он говорил обо мне.

Ощущение близости сдавило мне горло, и я вытащила ногу из-под его ботинка. Сегодня я, несомненно, упустила свои шансы получить хоть какую-то свободу, и у меня не хватило смирения умолять об этом. Мне нужно было сократить свои потери, прежде чем я почувствую острый укус клыков.

— Ты позволишь мне уйти?

Его глаза сузились.

— Нет.

Вот что случилось, когда я попыталась вести себя прилично.

Мы слишком долго сидели в напряженном и неловком молчании. Я была слишком сыта, поэтому развлекала себя тем, что разламывала оставшийся тост на мелкие кусочки. Ронан даже не ел, а проверял свои сообщения, в то время как я была вынуждена сидеть, как ребенок за обеденным столом.

— Ты собираешься есть? — выпалила я. — Или предпочитаешь обедать человеческими сердцами в одиночестве?

Он взглянул на меня снизу вверх.

— Ты же знаешь, что я предпочитаю обедать в одиночестве.

Не желая продолжать этот разговор, я сменила тему.

— Я хочу поговорить с отцом.

— Грубо.

Моя кровь начала закипать.

— Скажи мне, ты продал свою душу, или зло просто живет в семье?

— Генетика, вероятно, играет в этом определенную роль. Ты должна это знать. В тебе течет кровь твоей матери.

Он мог унижать меня сколько угодно, но я не отдам ему память о моей маме.

— Перестань врать о ней, — прорычала я.

Он приподнял бровь и насмешливо скривил губы.

— Твоя мать была больна, kotyonok. И я имею в виду в смысле удушения щенков. Хотя, больная или нет, из того, что я слышал, она была отличным секс…

Я выплеснула чай ему в лицо.

Вся сдерживаемая обида взорвалась, как салют на вечеринке, по всему спокойному и яростному выражению лица Ронана. Напряжение поглотило кислород в комнате, прежде чем все стало мертвенно тихо. Я примёрзла к стулу, кровь запульсировала адреналином и холодным чувством страха.

Он вытер лицо рукой, голос его был холоден, но сдерживался сквозь стиснутые зубы.

— Я дам тебе фору.

Если я убегу от него, он будет преследовать меня. Если я не убегу…

Он убьет меня.

Ужасные вещи, такие как коробки FedEx, танцевали у меня в голове.

Страх пронзил легкие и украл дыхание изнутри. Мой стул опрокинулся назад на пол, когда я вскочила на ноги, а затем выбежала из столовой, зная, что должна была убежать, пока была впереди.

Глава 23

Мила

Typhlobasia — поцелуи с закрытыми глазами.

Запыхавшись от паники в венах и не имея никакого чувства направления, я захлопнула за собой дверь ванной, заперла ее и отступила назад, сердце бешено колотилось в горле.

Ронан был гнусным мошенником. У меня в запасе было три секунды, после чего послышались звуки его тяжелых шагов, преследовавшие меня, как только я достигла вершины лестницы. Он был быстрее, чем это было возможно для человека, его тень почти поглотила мою собственную, прежде чем я заперлась.

— Открой дверь, — потребовал Ронан, его слова были слишком спокойны для утешения.

Даже зная содержимое этой ванной комнаты вплоть до количества ватных палочек, да, я рылась в ящиках туалетного столика в надежде, что что-то волшебным образом появится, чтобы помочь мне защититься. Без сомнения, у Юлии есть ключ, и она с радостью поможет своему хозяину.

— У тебя есть пять секунд, чтобы открыть эту дверь, прежде чем я ее сломаю.

Я взяла в руки щетку.

— Удачи тебе с этим.

Мне удалось ответить холодным голосом, хотя эта мысль послала волну неуверенности через меня. Я пыталась пинать, колотить и открыть дверь своей спальни, которая была той же самой марки, что и эта, и заработала несколько травм, но ни одной вмятины.

— Твои дурацкие двери могут выдержать торнадо…

Бах!

Я отпрыгнула назад, когда единственная перегородка между нами распахнулась и ударилась о стену с такой силой, что верхняя петля сломалась. Дверь неуклюже закачалась, пока еще один удар не вырвал ее из рамы, а затем твердый кусок дерева ударился об пол в нескольких сантиметрах от моих босых ног с громким стуком, от которого задрожало все мое тело.

Глаза поднялись, встречаясь с черными, в которых не было ни искорки, зубная щетка выскользнула из моих пальцев. Холодный страх парализовал меня на месте. Я уставилась на него, грудь тяжело вздымалась в ожидании его возмездия. Независимо от того, что он приготовил для меня, я отказалась умолять сохранить мне жизнь. Если гордость послала меня в ад, так тому и быть. По крайней мере, я покину этот мир, сохранив своё достоинство.

Ронан двинулся ко мне, эти дорогие ботинки наступили на упавшую дверь. Лязг металла заставил меня взглянуть на его руки, и когда я увидела, как он вытаскивает свой ремень из петель, мое сердце провалилось в желудок.

Он собирался выпороть меня, как Карло избил свою беременную жену в Крестном Отце.

К черту достоинство.

— Мне очень жаль!

Слова вырвались с неровным дыханием.

— Нет, тебе не жаль, malen’kaya lgunishka.[74]

Ноги несли меня назад, он следовал за моим отступлением. Прохладный каменный пол душа встретил мои ноги. Я находилась в ловушке, и он приближался ко мне с ремнем в своей хватке. Я должна была принять боль, чтобы вернуться к реальности; помнить, что его общество было не чем иным, как вестником смерти. В теории это звучало неплохо, но на самом деле? Это звучало так, будто было чертовски больно.

Схватив шампунь, я швырнула его в него.

— Ты это заслужил!

Он уклонился и от всех других предметов, которые я швырнула в него. Схватив меня за талию, его мрачный голос прижался к моему уху.

— Точно так же, как ты заслуживаешь, чтобы тебе