Валентина Прокофьевна вертела в руках именной пистолет мужа и силилась припомнить, когда в последний раз его видела. И не могла. Ей казалось, он лежал на своем месте всегда, и вчера, когда она вытирала пыль. Стоп! Залежи в ящиках стола разбирала месяц назад — вынула коробку с оружием, выбросила кучу мелких бумажек из самого ящика, протерла внутри влажной тряпкой и положила коробку на место — но не открывала! Лежал, не лежал там пистолет — неизвестно. А теперь он у дочери под подушкой… Но зачем Лерке отцовское оружие? Она и стрелять-то толком не умеет. Романов, правда, пытался водить в армейский тир, но сам же потом со смехом рассказывал, как Лерка визжала при каждом выстреле! Если взяла оружие — что-то задумала? Или уже?.. У Валентины Прокофьевны от страха екнуло в груди. «Где Лерку носит? И что я хочу у нее выяснить? Зачем взяла пистолет? Так она мне и сказала! Надо все ж позвонить Егору. Петр может приехать и не сегодня, а нужно что-то срочно предпринимать». Мысль о зяте придала ей сил. Она протянула руку к телефону и хотела уж набрать номер, как мобильный зазвонил сам.

— Егор? Слава богу, — она облегченно вздохнула. — У нас беда. Ты можешь приехать? Как в больнице? Ранен? Кто-то стрелял… Хорошо, Егорушка, я сейчас соберусь, приеду к тебе сама. Кузьмин подъедет за мной? Это друг твой из милиции? Да, хорошо, я жду.

Все страшное уже произошло. Дочь сошла с ума. Конечно, это она стреляла в бывшего мужа. Но почему? В последние годы Лера совсем перестала обращать на него внимание. Развод, как думала Валентина Прокофьевна, Лера пережила безболезненно. Уж она-то следила за дочерью, боясь срыва. Но нет. Месяц, другой — и Лера перестала упоминать его имя. Почему сейчас, когда прошло больше полугода, она вдруг решилась на такое? Что ее подтолкнуло? Могла узнать, что у Егора появилась женщина. И что? Он никогда не скрывал, что погуливает. И Валентина Прокофьевна ни разу не упрекнула его за это. А Лерке и вовсе было все равно. Так что ж произошло?

Валентина Прокофьевна переоделась в платье и взяла из спальни сумочку. В кухне она положила в пакет пирожков и налила в бутылку деревенского молока. Когда раздался звонок в дверь, она была готова к выходу.

* * *

— Галь, ну как там Маришка? — Беркутов неловко повернулся в кровати, пытаясь сесть.

— Все хорошо. Она такая… взрослая. И сильная! — Галина вспомнила, как, проплакавшись, Маринка совершенно спокойно сказала ей: «Бог с ним. Только давай, мамочка, больше о нем не говорить, ладно?»

Алевтина Петровна, стоя с шприцем наготове возле Маринкиной кровати, лишь покачала головой. Укол не понадобился, Маринка успокоилась сама.

— Сильная? Да уж есть в кого! Помню, на даче…

— Беркутов! Ну что ты за человек?! Ты мне эту дачу теперь всю жизнь припоминать будешь?

— А ты, женщина, выдержишь со мной всю жизнь? Я теперь собираюсь жить долго.

— Да и живи себе на здоровье! Напугал!

— Галь, сейчас моя бывшая теща приедет. Мне поговорить с ней нужно.

— Мне уйти?

— Нет! Она нормальный человек. Да что там — разводился, только и жалел, что с ней расстаюсь. Можно было б — с собой забрал, ей-богу!

— Ну и предложил бы!

— Да что ты! Эти двое, Лерка и Романов, без нее часа не протянут. Уселись к ней на плечи живым весом в два центнера и гоношат, как могут, — в голосе Беркутова звучала откровенная злость.

— А ты что?

— И я тоже не лучше… А пельмешки она делает, с баранинкой! — Беркутов сглотнул слюну. — Вот увидишь, сейчас принесет что-нибудь вкусненькое.

— Ага, а тебе нельзя! Кефирчику не хотите ли, барин? Али кашки какой?

— Недобрый вы человек, Галина Михайловна, — протянул раненый осуждающе.

В дверь постучали. Первой вошла Валентина Прокофьевна. Беркутов обомлел. Он видел ее месяц назад. Выглядела она на свои шестьдесят пять, но была полна здоровой энергии. Сейчас его бывшую тещу можно было смело назвать старушкой. Дело было даже не в морщинах или сгорбленной спине. В ней не было жизни.

Она улыбнулась, и Егору и вовсе стало не по себе. Эта была улыбка смертельно больного человека, который сам все про себя знает и ему от этого будто неловко и стыдно. Валентина Прокофьевна приветливо кивнула Галине, как давнишней знакомой. Галина во все глаза смотрела на Валентину Прокофьевну. Ее поразило сходство этой незнакомой ей женщины с ее погибшей матерью. Конечно, внешне они не похожи, но все остальное? И как называется это остальное? «Породу не прикроешь рваниной», — сказал однажды ее муж, когда они из окна машины заметили роющуюся в мусорных контейнерах очень пожилую женщину. Потрепанное, но чистое и заштопанное пальтецо с плюшевым воротником облегало стройную фигуру, скромная шляпка из такого же плюша была приколота к седым волосам настоящей шляпной булавкой. Спина была прямой, а ноги! Ноги стояли в третьей позиции совершенно естественно, без напряжения. Она вынимала пустые бутылки из железных ящиков с такой грацией и изяществом, протирая их чистой тряпочкой и складывая в пластиковый мешок, что Галина, сидевшая за рулем, засмотрелась на нее и выключила двигатель. Глаза заволокло слезами. «Что ж это за страна такая, если такие женщины вынуждены выживать за счет мусорных бачков?» — процедила тогда сквозь слезы Галина. Она уже стала вытаскивать из сумки кошелек, как муж остановил ее: «Не унижай, не нужно. Она не возьмет, не попрошайка! Породу не прикроешь рваниной». Позже она узнала, что Юрка с Соколовым добыли адрес той женщины. Она оказалась бывшей балериной оперного театра, одинокой, живущей в коммуналке с соседом-алкашом. Как-то они добились для нее приличной пенсии. Галина тогда подумала, что несчастная женщина, наверное, до самой смерти благодарила справедливое государство за добавленные в старости рубли.

Галина пододвинула Валентине Прокофьевне стул, а сама отошла к окну.

— Здравствуй, Егорушка.

— Здравствуйте, Валентина Прокофьевна.

— Ты прости меня, — Валентина Прокофьевна отвела взгляд.

— Ну что вы себе навыдумывали, мама. — Егор так называл тещу крайне редко, в минуты особого душевного настроя, а Валентина Прокофьевна всегда так искренне радовалась этому его «мама»!

Галина, поневоле участвуя в этой сцене, ничего не поняла. Она решила, что все-таки должна выйти из палаты. Но, сделав движение в сторону двери, вдруг поймала умоляющий взгляд пожилой женщины.

— Егор, я нашла пистолет у Леры под подушкой. — Валентина Прокофьевна опустила голову, словно стыдясь сказанного.

— Где он сейчас?

— Я его спрятала в доме. Не бойся, она не найдет.

— А где Лера?

— Не знаю. Она очень изменилась, Егор. Я давно хотела с тобой поговорить, но ты все не звонил. Чувствовала, она что-то скрывает. Мы с мужем подумали, может, встречается с кем? Но нет. На свидание не ходят в спортивных штанах! Что греха таить, в последнее время она за собой совсем не следит. Стыдно смотреть. Меня не слушает. Просто молча уходит. Ты же знаешь, какая она домоседка? Сутками телевизор смотрела. А тут из дома исчезать стала. Незаметно так… и возвращается тихо. Чаще — за полночь. Это ведь она в тебя стреляла, да? Ты это понял?