— Да, Валентина Прокофьевна, похоже на то. И не только стреляла.

Валентина Прокофьевна испуганно оглянулась на Кузьмина, присевшего на стул возле двери.

— Сначала ваша дочь проникла в квартиру Егора, убила его соседку, Елизавету Маркеловну. Затем открыла все газовые краны. Взрыва не произошло по чистой случайности. — Кузьмин говорил сухо и отрывисто. Ему было больно смотреть на пожилую женщину, которая держалась из последних сил.

Беркутов смотрел на друга почти что с ненавистью.

— Значит, хлористый калий в систему Егору ввела тоже она? — Галина произнесла это почти шепотом.

Ей никто не ответил. Валентина Прокофьевна сидела сгорбившись, глядя себе под ноги. Кузьмин первым нарушил тишину.

— И что делать будем, Егор?

— Вы ее арестуете, да? — спросила несчастная мать.

— Она совершила убийство, Валентина Прокофьевна, — жестко ответил Кузьмин. — Когда ваша дочь должна вернуться домой?

— Не знаю. Возможно, она уже дома, — Валентина Прокофьевна глубоко вздохнула.

Повисла напряженная пауза. Кузьмин и Беркутов переглянулись.

— Нам пора. — Кузьмин осторожно тронул Валентину Прокофьевну за рукав. Та не пошевелилась. Галина всмотрелась в ее лицо и все поняла.

— Врача, живо! — крикнула она Кузьмину. Тот высунул голову в коридор…

Все трое чувствовали себя убийцами. Они прятали глаза и ничего не говорили друг другу. Валентину Прокофьевну увезли.

На тумбочке у кровати Егора остался пакет с пирожками и бутылка деревенского молока, заткнутая свернутой в комок белой тряпицей…

Лилечка лежала на кровати в своей бывшей детской и думала. Так уж случилось, что молча подчиняться родительским решениям ее все те же родители и не приучили. Папа даже ей маленькой говорил — прежде чем безропотно выполнить, спокойно подумай и выскажи свое мнение. Даже им с мамой.

Выскажет она папе свое мнение! Сейчас и выскажет. Уж в этих-то событиях принимала самое непосредственное участие. Хоть поначалу и вслепую. Это уже простила отцу и Димке, бог с ними, недооценили ее умственные способности. А дальше она отца не понимает. Не в его характере тайком все решать. «Пойду к нему, выскажусь!» — решительно вскочила она с кровати.

— Папа, ты занят? — Лилечка просунула голову в дверь отцовского кабинета.

— Заходи. Пришла выяснять отношения?

Лилечка с ногами забралась в кресло.

— Я уже позвонил твоему мужу, он приедет за тобой сюда, как освободится.

— Папа, мы не правы.

— Мы?

— Ты. А я с тобой согласилась. Не имеем мы права скрывать от генерала Трофимова этот диск!

Роговцев задумался. У самого было неспокойно на душе. Груз, который он был готов взвалить на свои и Лилечкины плечи, был слишком тяжел. Он-то ладно, не такое вынес. Но дочь! Она, конечно, сильная девочка. Но с повышенным чувством справедливости. Сам так воспитал. Забыть увиденное, не забудет. Но хранить молчание перед мужем и его дядей ей будет ох как трудно. Стоит ли?

— Папа, не молчи. Ты чего-то или кого-то опасаешься?

— Хорошо. Давай подумаем, — ушел он от прямого ответа.

— Ты не ответил. Чего ты боишься?

— Ничего. Но опасаюсь, что твой муж не сможет понять родного человека, которому очень верит и которого безмерно уважает. Ты знаешь, генерал Трофимов для него авторитет во всем.

— И все же. Не надо считать Димку таким… незрелым. Но дело даже не в этом. Ты не даешь возможности ни тому, ни другому принять решение самостоятельно. Димка же в курсе, что компромат существует…

— Мы можем сказать, что ничего не нашли.

— Он не поверит. А если поверит, то будет искать в другом месте. Подключит новых людей. Ему важно не уличить Трофимова, я уверена. Он хочет его уберечь.

— В этом я не сомневаюсь. Но, Кнопка, Дима не знает, насколько этот фильм страшен. Речь идет о хладнокровном убийстве. Пусть даже на войне!

— Все равно. Право Димки — знать, что на диске. И я за себя не уверена. Прости, но могу проболтаться. Я никогда от Димки ничего не скрывала. И как смогу это сделать сейчас, если собираюсь прожить с ним еще кучу лет?

— Хорошо, убедила. Он приедет, и мы ему все расскажем.

— И покажем. А генералу?

— И генералу. — Роговцев подошел к креслу и поцеловал дочь в макушку. — Иди пока ужином займись, хозяйка.

Лилечка, успокоенная, убежала на кухню. «Как я его люблю! И маму, и Димку! Люблю, люблю, люблю!» — облегченно радовалась она.

Ляля поддерживала телефонную трубку возле уха плечом и одновременно чистила картошку. Галина рассказывала обстоятельно, не упуская мелких деталей. Ляля только и могла, что вздыхать время от времени, настолько ее поразило невероятное переплетение событий. Да, Беркутов входил в их клан более чем достойно. Про семейство Соколовых — Головановых и иже с ними, как то Борин с Дашкой, Макс Эйтель, живущий в сытой Германии, и нищий деньгами, но щедрый душой Березин, знакомые говорили: если нужно что-то запутать в жизни, обращайтесь к перечисленным выше: одно их участие гарантирует нескучную жизнь. В свое время Борин познакомился с Дашей, расследуя убийство Галининого мужа и мамы. Плод того дела — кроха Стаська. Березин, в больницу к которому попадали все члены клана по очереди, грозился выстроить для них на территории отдельный особняк, дабы вся толпа не толклась в основном корпусе и не мешала больным выздоравливать. И теперь вот Беркутов. Пока не совсем ясно — кто он для них, но программу-минимум выполнил: его травили, подстреливали, и лечит его все тот же Березин. Так что — добро пожаловать.

У Ляли устало плечо. Ухо, словно приклеенное к трубке, горело.

— Подожди, трубку к другому уху приложу, — Ляля переменила позу. — А как Маришка? Завтра выписывают? Отлично. А Беркутова? Через неделю? Что делаю? Картошку чищу, будь она неладна! Соколов? На работе. Я тебе не сказала, Леон приехал из Оренбурга с отчетом. Вот, готовлю ужин. Придешь вечером? Березину скажи, ладно? Нет, сама не смогла! Что значит — почему? Да не нашла я его перед уходом, на стройке он был! Ты только себе ничего не выдумывай, хорошо? Не ссорились мы. И кошки между нами не пробегали. Ты скажи ему про салатик свекольный, он и явится. Жду.

Ляля положила мобильный повыше на полку и посмотрела на миску с картошкой: «Пожалуй, хватит. Нас двое, Леон, Галка — четверо, и Березин, если придет. Пятеро». Ей не нравилась напряженность в их отношениях. Ляля не могла понять, откуда «ноги растут». С чего началось-то? Ну, перестал ходить Березин к ним часто, так ведь личная жизнь у него появилась — довольно стройная и длинноногая. Сама видела. Ляля невольно улыбнулась, вспомнив багровую физиономию Березина… Эта версия могла быть вполне даже. Но было у нее еще одно подозрение. Соколов со своей неуемной ревностью: мог что-нибудь ляпнуть, Березин мог обидеться. Спрашивать хоть у одного, хоть у другого — без толку, все равно не скажут…