– Не задерживайтесь! – крикнула миссис Стивенс. – Мэри ждет.

– Минутку, – ответил приглушенный голос изнутри.

Минутка мистера Стивенса растянулась на все пять, но он искупил свою вину тем, что выскочил из купальни в маленькой школьной кепке Эрни; смеющиеся мальчики выбежали следом за ним. Мэри улыбнулась им и почти виновато проскользнула внутрь.

Она медленно одевалась, то и дело останавливаясь и замирая на маленькой скамейке с какой-нибудь вещью в руках. В купальне пахло теплым деревом, сзади через матовое окошко под крышей проникал бледно-желтый свет. Она наклонилась и медленно, тщательно вытерла песок, забившийся между пальцами ног.

Не глупо ли бояться и стыдиться? Сотни девушек – приличных, порядочных девушек – каждый вечер наслаждаются прогулками по набережной, знакомятся с молодыми людьми и веселятся в свое удовольствие. Что тут, в самом деле, такого уж плохого?

Cквозь щели в полутьму купальни просачивались веселые звуки: пронзительный, задорный собачий лай, ленивый скрип уключин, случайные обрывки разговоров и смех. Постепенно уныние Мэри отступило, а потом, сметая все страхи и дурные предчувствия, нахлынула радостная уверенность. Вечерняя набережная – покалывание во всем теле от восторга – свобода! Торопливые шаги – вот они становятся размеренными – потом замедляются – и останавливаются! Приглушенные голоса в таинственном полумраке! Ее дыхание участилось, сердце забилось глухо и взволнованно, как будто стучалось в двери, за которыми прятался ее съежившийся дух, призывая его воспрянуть, проявить гордость и мужество. Какое счастье, что она привезла свое лучшее платье в цветочек, что щеки у нее загорелые, а глаза ясные! Она чуть было не оставила это платье дома, чуть было не взяла только голубое прошлогоднее, которое в любое другое время вполне подошло бы для того, чтобы проводить время с семьей.

В голову ей пришла еще одна утешительная мысль: родителям не обязательно знать. Она посвятит в свою тайну только Дика. Ему это понравится. Они, как обычно, выйдут на вечернюю прогулку, расстанутся на углу Сент-Мэтьюз-роуд и договорятся потом встретиться. Дик с радостью согласится погулять в одиночестве…

– Мэри! Если хочешь булочку, выходи! Булочку? Ах да, точно, они же едят булочки после утреннего купания.

– Иду! – крикнула она, возясь с чулками. Что такое с этой булочкой? Она была как застывшая замазка, и Мэри, откусив кусочек, положила ее на ступеньку.

– Зачерствела? – спросил мистер Стивенс.

– Немного. Отец посмотрел на недоеденную булочку поверх очков и повернулся к жене с неодобрительным видом. – Я же говорил, что в такую жару они зачерствеют. Совершенно незачем было покупать булочки вчера – многие кондитерские открыты и по воскресеньям.

– В следующий раз буду знать, – сказала миссис Стивенс. – Это и правда было глупо. – И она виновато стряхнула с колен сухие крошки.

Во второй половине дня случилось еще одно неожиданное происшествие, которое на этот раз коснулось всей семьи и слегка их расстроило – каждого по-своему. Они играли в крикет, и мистер Стивенс, видя, что Дик сильно бьет по мячу, отошел подальше в надежде эффектно поймать его в воздухе. Эрни был на подаче, а Мэри стояла за калиткой, когда Дик отправил мяч высоко в небо. Эрни крикнул: “Давай, папа, лови!” – но, к их удивлению, мистера Стивенса на поле не оказалось, и мяч беспрепятственно плюхнулся на песок рядом с девушкой в желтом пляжном костюме.

Это было тем более удивительно, что мистер Стивенс всегда тщательно соблюдал правила любых игр. Ему бы и в голову не пришло ни с того ни с сего отойти куда-нибудь посреди матча.

Но загадка или, по крайней мере, часть загадки быстро разрешилась: оглядевшись, они увидели, что мистер Стивенс стоит у волнореза и разговаривает с чрезвычайно толстым краснолицым джентльменом в роскошном светло-сером фланелевом костюме. На этом джентльмене была большая, ослепительно белая шляпа, а в руке он держал трость из ротанга. Его живот обхватывал мягкий широкий пояс красного цвета, а щегольские коричневые с белым остроносые туфли, парусиновые с кожаными вставками, казались маленькими, несоразмерными его грузной фигуре.

Он был так не похож на мистера Стивенса и так разительно отличался от тех людей, с которыми обычно дружил их отец, что дети уставились на него с любопытством и удивлением. Игра прекратилась, и они застыли в ожидании, притворяясь, что им не так уж и интересно, но украдкой поглядывая на то место, где стоял отец. Шляпа тучного незнакомца, которую он придерживал изогнутым набалдашником трости, так съехала ему на глаза, что из-под нее виднелся только большой красный двойной подбородок и кончик широкого толстого носа. Одежда на нем развевалась, он стоял очень прямо, сдвинув ноги, и напоминал фигуру на носу старого линкора, победоносно бороздящего штормовое море.

Разговор продолжался еще некоторое время; дети слышали громкий голос толстяка, но из-за ветра слов было не разобрать. Отец выглядел смущенным и сконфуженным – почти как провинившийся мальчик. Он подтянул брюки, заправил рубашку и пару раз пригладил тонкие растрепавшиеся волосы.

Наконец толстяк протянул огромную руку, мистер Стивенс вяло пожал ее, и толстяк быстро зашагал по пляжу, плавно покачиваясь, как аэростат на привязи.

Мистер Стивенс повернулся и медленно двинулся к детям. Он шел с опущенной головой и, казалось, был погружен в глубокую задумчивость, но вдруг как будто что-то вспомнил. Он поднял глаза, слабо улыбнулся, крикнул: “Продолжаем!” – и вернулся на свое место на поле.

Однако его попытка изобразить беспечность не обманула детей. Они инстинктивно чувствовали, что что-то произошло, и, хотя им не терпелось все узнать, они вернулись к игре.

Правда, матч уже не клеился: они были поглощены своими мыслями, и, когда мистер Стивенс собирался занять место Эрни на подаче, Дик не вытерпел.

– Кто это был, папа?

– Это, – сказал мистер Стивенс с гордостью, – был мистер Монтгомери.

– Кто такой мистер Монтгомери?

– Очень важный клиент нашей фирмы. Дик почувствовал внезапное облегчение. На одно страшное мгновение он подумал, что незнакомец – руководитель фирмы, который приехал в Богнор, чтобы уволить отца.

– Он очень серьезный предприниматель, – продолжал мистер Стивенс, – и он приглашает нас всех завтра на чай к себе на Олдвик-роуд.

Он сделал паузу и посмотрел на каждого члена семьи по очереди, гадая, как они это воспримут. Миссис Стивенс, которая наблюдала за всем происходящим с террасы “Кадди”, подошла послушать, о чем речь, и нарушила неловкое молчание.

– Это так любезно с его стороны! А существует ли миссис Монт…?

– …гомери? Да-да. Он сказал, что его жена будет дома.

У детей эта новость, разумеется, поначалу вызвала раздражение, но они попытались скрыть его, чтобы не расстраивать отца. Они знали, что придется согласиться, потому что отказ может навредить отцовской карьере: было бы очень опрометчиво отклонять приглашение такого важного клиента. Но первая неделя отпуска уже прошла, часы пролетали все быстрее и поэтому становились все более драгоценными. Завтра они столько всего хотели сделать, а из-за этого глупого приглашения весь день насмарку. Утро пройдет в волнениях, первую половину дня займут сборы – надо будет начистить обувь и надеть эти проклятые воротнички, галстуки и неудобную одежду, в которой жарко, – а вернуться и переодеться они смогут, только когда часть вечера будет уже потеряна. Почему, почему драгоценные дни портят такие досадные обстоятельства? Чем они это заслужили? Но переживать было бессмысленно: делу все равно не помочь, и придется смириться.