Глубоко вдохнув, он ущипнул себя за переносицу. Разве он просил их возвращаться? Разумеется, нет, но мог бы догадаться, что они это сделают.

Оба ворвались в комнату. Бейнс наморщил нос.

– Вы выглядите так, будто спали в одежде, да еще покатались по коровьему пастбищу.

В виде исключения Саймон с ним согласился.

– Спасибо, что сообщил мне об этом. А теперь, если вы не против, мне нужно…

Бейнс ахнул.

– У вас разорвано плечо сюртука! – Он поцокал языком и погрозил Саймону пальцем. – Надеюсь, вы не разгуливали по Мейфэру в таком виде. Если вас увидят в городе всклокоченным, это плохо отразится на моей репутации.

– Разгуливал. Собственно, в этой одежде я нанес визит в Мальборо-Хаус. Принц пришел в ужас, а принцессу Уэльскую мое грязное одеяние так расстроило, что она лишилась чувств. Ее пришлось отнести в спальню и привести в чувство с помощью нюхательных солей.

От лица камердинера отхлынули все краски.

– Скажите, что вы пошутили, милорд.

– Пошутил. А теперь убирайтесь отсюда. – И Саймон махнул рукой на дверь.

Бейнс тяжело вздохнул.

– Где вы были этой ночью? – Харрис вытащил из кармана носовой платок и протянул его Бейнсу. Тот промокнул вспотевший лоб.

– Не ваше дело. А теперь вы оставите меня в покое? Мне есть чем заняться.

Оба старика повернулись к двери.

– Погодите! – Саймон постучал пером по книге записей. – Бейнс, ты сообщил мисс Траффорд, что я на несколько дней отлучусь по делам?

– Да. В точности как говорилось в вашей записке, милорд.

– Хорошо.

– Дверь открыла мисс Лили. Это очень странный ребенок.

– Что она сказала? – Саймон поскреб обросший щетиной подбородок.

Камердинер уставился на Харриса.

– Выкладывай, – поторопил его Саймон.

– Она спросила меня, не подрабатывает ли Харрис гробовщиком. Этот ребенок определенно страдает каким-то душевным расстройством.

– Она увлекается чтением бульварных книжонок, и у нее слишком живое воображение, – объяснил Саймон, не понимая, почему защищает белокурого чертенка. Черт побери, неужели она ему нравится? Он припомнил восторженное лицо Лили, когда она подбадривала Ника, катившего обруч.

Сообразив, что улыбается, Саймон почесал голову и нахмурился.

Пора признать правду. Тот удар по голове наверняка вызвал какую-то травму мозга. Больше ничем нельзя объяснить то, что он вожделеет Эмму, и то, что он внезапно кинулся на защиту ее сорвиголовы сестры.

Карета медленно катила по Керзон-стрит. Саймон нетерпеливо наклонился вперед и уперся локтями в колени, а затем провел ладонью по лицу.

Встреча с банкиром в Бишопсгейте заняла больше времени, чем он рассчитывал. Хантингтон с Уэстфилдом забрасывали Неда Бэринга вопросами о погашении ссуды и различных мелких подробностях, а Саймон сидел рассеянный. Черт побери, сказать рассеянный – это ничего не сказать. Он едва ли не прохрапел все это время. Хвала богам, его партнеры – проницательные бизнесмены, и ему не требовалось беспокоиться о деталях, которые они прорабатывали.

Вымотанный до предела, Саймон откинулся на подушки и закрыл глаза. После возвращения в Мейфэр два дня назад сон бежал от него.

Лошадиные копыта выстукивали по мостовой все более медленный ритм, а затем стук и вовсе прекратился. Карета остановилась перед его резиденцией на Керзон-стрит. Саймон поднялся вверх по ступеням, и тут входная дверь распахнулась. На него с нервным видом уставился Харрис.

– Что случилось, старина? – спросил Саймон.

Взгляд дворецкого переместился куда-то за плечо Саймона. Саймон оглянулся. На противоположной стороне улицы стояла черная карета. Саймон нагнулся к Харрису и прошептал:

– Барон Улс опять развлекает компанию блудниц?

– Нет. У вас визитер.

– Судя по выражению отвращения на твоем лице, не самый приятный.

– Ваша мачеха, леди Адлер, явилась некоторое время назад и ожидает вас в голубом салоне. Я сообщил ей, что вас нет дома. Однако она пожелала дождаться.

Джулия. В желудке у Саймона все сжалось, словно профессиональный боксер треснул его в живот своим похожим на таран кулаком. Мог бы догадаться, что рано или поздно мачеха нанесет ему визит.

Сжимая и разжимая кулаки, Саймон вошел в гостиную и закрыл за собой двойную дверь. Джулия, вырядившаяся в светло-голубое платье с кремовой нижней юбкой, стояла за кушеткой, легко поглаживая ткань обивки – ласковым движением, вперед-назад. Он смотрел, как движутся ее пальцы, и в животе возникало незабываемое ощущение дискомфорта. Он перевел взгляд с ее рук на лицо. Несмотря на то что возрастом она приближалась к сорока годам, ее светлая кожа оставалась безупречно чистой, а белокурые волосы сохранили блеск. И все же он заметил, что цвет их не такой золотистый, как у Эммы.

Не сказав ни слова, Саймон подошел к буфету и налил себе коньяка.

– Похоже, ты не очень рад видеть меня, Саймон.

Он горько рассмеялся.

– Джулия, ты еще сильнее оторвалась от реальности, если думала, что я буду ждать тебя с распростертыми объятиями.

– Мы могли бы стать друзьями, Саймон. Забыть о наших прошлых разногласиях.

«Разногласиях?» Значит, вот что она обо всем этом думала? Ее выбор слов показался бы смехотворным, не будь он столь извращенным.

Саймон с трудом удержался от желания прикоснуться к шраму на лице.

– Мадам, в моем доме вам не рады.

Она слегка склонила голову набок и поджала губы.

– Что скажут люди, если мы не будем поддерживать общение? Начнутся шепотки.

– И ты думаешь, мне есть до этого дело? Я слышу эти шепотки большую часть своей взрослой жизни. Все в светском обществе гадают, почему отец вышвырнул меня из своей жизни, а кое-кто продолжает распространять злобную ложь. Я стал невосприимчив к сплетням.

Он подошел к высокому арочному окну, глянул на идущую по улице пару и сделал глоток из бокала. Приближение Джулии он ощутил секундой раньше, чем его затошнило от аромата гардений. Старое отвращение, которое начало было ослабевать, снова усилилось. Саймон поставил бокал на подоконник, обернулся и с трудом придал лицу бесстрастное выражение.

– Если тебя так волнуют сплетни, возвращайся в Гемпшир.

– Я слишком долго прозябала в деревне.

За этим скрывалось нечто большее, о чем она пока умалчивала.

– Что еще, Джулия?

Она вздохнула.

– Ты всегда был таким сообразительным, Саймон, не то что твой отец. Мне нужны деньги.

– Боже праведный, женщина, не говори, что ты все потратила!