Опустившись на стул, он отработанным движениемдостал из кармана пачку “Монклера”.

– Почему ты отказался давать показания в суде?– спросил Адам.

– В каком?

– Хороший вопрос. В первых двух.

– Не было нужды. Брэйзелтон подобрал отличныхприсяжных: все белые, все всё понимают. Я знал, что с обвинением ничего невыйдет. Зачем тогда показания?

– А последний процесс?

– Там дело обстояло иначе. Мы с Кейесом долгоспорили. Он считал, что я должен объяснить жюри свои намерения. Никто, мол, непланировал гибели людей, взрыв ожидался в пять утра и прочее. Но ведь затемпредстоял перекрестный Допрос, а этого допустить было нельзя. Судья постановил,что примет к рассмотрению и информацию о других взрывах. Мне пришлось быпризнать: да, ваша честь, я действительно установил бомбу. А пятнадцати палочекдинамита более чем достаточно для того, чтобы от человека остались кускигорелого мяса.

– И все же?

– Доган. Этот мерзавец сообщил присяжным, чтов наши планы входило убить чертова еврея. Свидетель из него получилсяэффектный. Представь себе: бывший великий маг штата Миссисипи дает показанияпротив одного из своих людей. Впечатляет, а? Вот жюри и купилось на его слова.

– Почему Доган солгал?

– Он сошел с ума, Адам. Он рехнулся. Феды шлипо его пятам целых пятнадцать лет: подслушивали телефоны, следили за его женой,запугивали родственников, детей, изводили ночными звонками в дверь. Ты бы такоевыдержал? Доган потерял бдительность, и тут на него насела налоговая служба.Подключилось ФБР, Джереми заявили, что он уже тридцать лет находится в розыске.Естественно, Доган сломался. По окончании третьего процесса я узнал: егоспрятали в какой-то лечебнице. Потом он вернулся домой, но протянул совсем недолго.

– Так Доган мертв?

Сэм раскрыл рот, в изумлении выдохнул.Табачный дым густым клубом поднялся к потолку.

– А ты не знал?

Перед глазами Адама промелькнули десятки,сотни газетных заметок. Он качнул головой:

– Нет. Что с ним произошло?

– Я-то думал, ты знаешь все. Ты же говорил,что выучил мое дело наизусть.

– О тебе я знаю достаточно, Сэм. Доган меняпросто не интересовал.

– Он сгорел в собственном доме вместе с женой.Оба спали, а где-то из трубы шел газ. По словам соседей, взрыв получилсяизрядный.

– Когда это случилось?

– Ровно через год после того, как он далпоказания. Адам хотел записать услышанное, но пальцы не повиновались. Поднявголову, он пристально посмотрел на Сэма.

– Ровно через год?

– Так точно.

– Удивительное совпадение.

– Я, само собой, находился уже здесь, но слухидоходят и к нам. Суд счел все несчастным случаем. По-моему, газовой компаниипредъявили какой-то иск.

– Выходит, ты не считаешь, что его убили?

– Конечно же, его убили.

– О`кей. Кто?

– Феды приходили сюда и задавали мне всякиекаверзные вопросы. Правда, правда. Сунули свои сопливые носы в Парчман! Двоесеверян. Явились, блестя значками, чтобы допросить живого террориста. Они былитак напуганы, что шарахались от собственной тени. Целый час осыпали меняглупейшими вопросами, а потом свалили. Скоро все заглохло.

– Но кто мог быть заинтересован в смертиДогана?

Сделав последнюю затяжку, Сэм затушил окурок вжестяной пепельнице. Адам отмахнулся от облака дыма, но на его раздраженныйжест Кэйхолл не обратил никакого внимания.

– Очень многие, – пробормотал он.

На полях страницы Адам пометил: “Обязательнопоговорить о Догане позже”. Сначала нужно собрать материал.

– По мне ситуация выглядит так, – сказал он,заканчивая писать, – что тебе все-таки следовало опровергнуть слова Догана.

– Собственно говоря, я был готов. – В голосеСэма прозвучала нотка сожаления. – За день до окончания процесса мы вместе сКейесом и его помощником, не помню имени, до полуночи обсуждали, стоит ли мнеобращаться к присяжным. Но подумай, Адам, тогда я должен был бы признать, чтосвоими руками установил бомбу, привел в действие часовой механизм и находился вмомент взрыва на противоположной стороне улицы. Обвинение ясно доказало, чтоМарвин Крамер являлся сознательно выбранной жертвой. Черт возьми, они же Далижюри прослушать записанные федами на пленку телефонные разговоры Догана. Ты сам-тоих слышал? Повесили в зале динамики, водрузили на стол магнитофон, и голосДогана, хриплый, но узнаваемый, начал разглагольствовать о подготовке взрыва.Прозвучало мое имя, название города, фамилия Крамера. Присяжные ловили каждоеслово. Все выходило дьявольски убедительно, Адам. И это не считая показаний,данных Доганом лично. Что я мог ответить? Попытаться разжалобить присяжныхкакой-нибудь наивной чушью? Макаллистер сожрал бы меня живьем. В общем, япромолчал. Оглядываясь назад, готов с тобой согласиться: это было ошибкой.

– Но совершил ты ее по совету своего адвоката,разве нет?

– Слушай, Адам, если ты намерен добиватьсяпересмотра по причине непрофессиональных действий Кейеса, то не стоит ипробовать. Я заплатил Кейесу хорошие деньги, заложил все, что имел, и онмастерски справился со своей работой. Несколько лет назад Гудмэн и Тайнер тожерешили опротестовать поведение защиты, но не нашли для этого ни единой зацепки.Выбрось из головы.

Папки дела Кэйхолла, хранившиеся в “Крейвицэнд Бэйн”, содержали кипу бумаги толщиной сантиметров в пять с материалами подействиям Кейеса. Недостаточная профессиональность адвоката являлась обычнымаргументом при рассмотрении апелляций на смертную казнь, однако с Сэмом данныйвариант не проходил. Гудмэн и Тайнер долгими часами взвешивали малейшуювозможность отыскать в защите хотя бы одно уязвимое место, однако в конечномитоге пришли к выводу: на протяжении процесса Кейес выдерживал такую линию, чтоупрекнуть его в чем-либо просто не представлялось шанса.

Имелось в папках и пространное письмо Сэма,где автор, не утруждая себя выбором изысканных формулировок, категорическизапрещал обоим адвокатам выступать с какими-либо заявлениями, бросавшими хотябы тень на безупречную репутацию Кейеса. “Ни одну из подобных петиций я неподпишу”, – подчеркивал он.