— Пусто, — дёргает плечами. Будто я и сама не вижу, что там пусто.

— И… и что это значит? Задание ещё не готово?

— Прокатимся после школы?

— Что? — будто ослышалась.

Прослеживаю взглядом, как прячет открытку обратно в карман и придвигается поближе ко мне, так что приходится отъехать назад на такое же расстояние.

— Гнать не буду. Обещаю, — лицо моё рассматривает, не кривит губы, выглядит предельно серьёзно.

— Мотоцикл в гараж поставь. — Не знаю, что меня дёргает это сказать. Наверное, ужалить его хочется, но реакция Макса оказывается полностью противоположной. Усмехается! Да так искренне, так по-живому, будто я его заветное желание исполнила.

Не понимаю его. Вообще.

— Яроцкий! Багрянова! Может, на коридоре ваши дела обсудите, а потом вернётесь?!

— Да, — Макс хватает меня за локоть и пытается поднять со стула.

— Нет! — восклицаю с абсурдом, избавляясь от его руки. — Простите, Ольга Альбертовна. — И шепчу гневно: — Совсем больной?!

— Прости, — небрежным жестом переворачивает кепку козырьком назад, хватает мой учебник, откидывается на спинку стула и со скучающим видом листает страницы. — Забыл, что мы учимся.

— Яроцкий!

— Молчу. — Подмигивает мне.

Бесит.

Вырываю из середины тетради в клетку лист и пишу всего одну фразу:

«Больше не преследуй меня. Это наказуемо законом!»

Вручаю Максу, и в лицо того будто прожектор ударяет. С крайне удивлённым и заинтересованным видом скользит взглядом по четырём словам, будто целую поэму читает, выхватывает у меня ручку и что-то пишет в ответ.

«Хорошо».

— Хорошо? — повторяю одними губами. Вот так просто?

Забирает лист обратно и пишет что-то ещё:

«У тебя сегодня сколько уроков?»

В каком смысле?

Смотрю на него в полном ступоре и пишу ответ:

«Столько же, сколько и у тебя!»

Ухмыляется, пока читает и пишет:

«Этот у меня последний. А у тебя?»

— А у меня их шесть, — шепчу с нажимом и чувствую, как в спину кто-то смотрит.

Вероника. Задумчивая такая. То на меня, то на парня своего смотрит, и кончик карандаша жуёт.

«Буду ждать тебя у ворот. После звонка. После ЭТОГО звонка». — Читаю, что написал.

«У меня шесть уроков!» — пишу большими буквами, раз не доходит!

«Значит, буду ждать после шести», — пишет также крупно.

— Я больше никогда в жизни не сяду на твой байк, — шепчу, приблизившись, и Яроцкий приближается в ответ, щуря глаза:

— Уверена?

— Более чем.

Выдерживает паузу, пока я как под гипнозом тону в глубине его глаз и вдруг фыркает, откидываясь на спинку стула:

— Я бы с тобой поспорил, но не в настроении.

— Заставить меня хочешь?

— Что? Сесть на байк? — отрывисто смеётся. — Нет, конечно.

— Яроцкий! Да что же это такое?!

— Простите, — отвечаю за Макса и вновь ловлю на себе взгляд Вероники.

Чего вообще смотрит? Сама ведь просила не посылать её парня прямым текстом!

Хватаю ручку и лист с перепиской и вывожу крупно и доступно:

«ЗАБУДЬ!»

«Однажды сама меня прокатить попросишь», — пишет в ответ, и я не сдерживаю абсурдного смешка.

Как можно быть настолько в себе уверенным?

Раз такое дело, пишу другой вопрос:

«На флэшке ничего не было. Ничего такого, понимаешь, о чём я? Так что ты — лжец!»

Лицо Макса мрачнеет на глазах, напрягается, а взгляд становится настолько тяжёлым, что кажется, будто в пол вжимает.

«Уверена?» — пишет спустя долгую паузу.

«Уверена, что ты лжец.»

«Уверена, что на флэшке ничего не было?»

«Уверена. Если только чёрно-белое видео с птицей в клетке — не есть компромат».

Задумывается. Между бровями глубокая морщинка появляется, а лицо всё больше хмурится.

Забираю лист и пишу:

«Это ведь не то?»

И вновь отвечает далеко не сразу, будто решается. И наконец, пишет:

«Откуда мне знать?»

— В смысле? — медленно поднимаю на Яроцкого взгляд. — Ты… ты не знаешь?

«Я не смотрю компроматы», — приходит в ответ.

Он не знает? Он не смотрел?..

«Потому, Багрянова, что это налаженная система, понять которую сможешь только тогда, когда дойдёшь до пятого задания. Ты — всего лишь звено в одной цепи. Это манипуляция, но поверь тому, кто точно знает — всё более чем серьёзно.»

Вероника была права. Они не смотрят видео.

Макс… не смотрел. Он не знает. Но кто-то же его ему вручил! Кто-то же знает!

Что если Оскар и в этом замешан? Такое чувство, что этот Оскар способен на что угодно! Самый гнусный и мерзкий из всей этой компашки!

«Выдохни», — читаю новое слово на листе бумаги. Хватаю его и сминаю в кулаке.

Макс протягивает руку и взглядом говорит «Мне отдай».

Да пожалуйста.

Бросаю комок на стол и с минуту молча наблюдаю, как Яроцкий рвёт его на мелкие кусочки.

— Ты знаешь, — шепчу, не сводя глаз с его рук. — Знаешь и всё равно продолжаешь это?

— Что я знаю? — холодный шёпот в ответ.

Сглатываю, облизываю сухие губы и говорю едва слышно:

— Знаешь… про меня.

— Про тебя? — поворачивает голову, и я встречаюсь с его тяжёлым взглядом. — Говори доступней, пожалуйста.

— Ты был в больнице?

Негромко усмехается и возвращается к уничтожению нашей переписки.

— Был?

— Возможно.

— Был или нет?

Глядит исподлобья:

— Мой ответ ничего не изменит.

— Ты был там. Был у меня в больнице и продолжаешь играть со мной?

— Багрянова! Нет, ну сколько можно?!

Яроцкий не отрывает от меня взгляда:

— Чаче привет передавай.

— Был или нет?! — подскакиваю на ноги, восклицая на весь класс, и слушаю в ответ поразительную тишину.

Макс роняет голову набок и смотрит с таким видом, будто вопрос не ему адресовался. Вдруг опускает взгляд ниже, на уровень моей груди и едва ли не с отвращением произносит:

— Симпатичная. Цепочка.

С шумом отъезжает из-за парты, подхватывает с пола рюкзак и пока Ольга Альбертовна всеми силами призывает к порядку, Макс задерживается возле меня и, практически касаясь губами уха, вкрадчиво шепчет: