Он сказал, что так я узнаю его лучше. Пожалуй, да… Чтобы понять дракона, нужно испытать вот это. Нужно понять полет. Свободу, несравненную, ужасающую свободу, подобной которой нет на земле. Лишь тогда бездонная драконья душа приоткрывается тебе навстречу. Лишь тогда ты можешь коснуться этой свободы и гордости.

И, уверена, никто из летавших на драконе не может остаться прежним. Просто их, наверняка, было очень мало.

Мы в основном молчали. У меня спирало дыхание от восторга, и казалось, молчаливой радостью я лучше выражу ему благодарность. А в молчании Эрмиора чувствовалась довольная улыбка.

Выпендрился? Поразил девушку? Да, именно так. А еще нужно признать, что у него не просто есть чувство юмора. В нем есть мальчишеский задор, не умерший от долгих десятилетий, что он правил Андорисом и почти всем континентом.

«А что дальше…?» — вдруг пронеслось в голове. И он словно ответил на этот вопрос:

— Хочешь посмотреть на диких драконов?

— На диких? — изумилась я. — Они ведь на другом континенте! Это очень далеко…

— Дракон — самое быстро средство передвижения в этом мире, — усмехнулся Эрмиор, а я поймала себя на мысли, что привыкаю к его голосу, время от времени звучащему у меня в голове. — Как раз за ночь управимся. Если, конечно, юная баронесса не мечтает срочно лечь в постель…

— Нет-нет, ваше величество! — и добавила искренне: — Я все равно не засну после этого приключения!

Полет стал размеренным. Эрмиор взмахивал крыльями, и потоки воздуха, создаваемые им, обдували меня вместе со встречным ветром. Но этот ветер не был ни слишком сильным, ни холодным. Я ощущала лишь радость и горячее тепло его тела.

Это тепло даже… возбуждало. Теперь, когда мы летели целенаправленно, спокойно, я вновь почувствовала, что меня тянет к нему. Хотя, говорят, такие ощущения бывали и у девушек при езде на лошади. Не стоит концентрироваться на этом, а то, не дай Бог, увлекусь, а он заметит. Вот позор-то! Тогда дракон точно победит в нашей игре!

Я стала смотреть вниз, насколько это возможно, ведь нужно было изгибаться, в противном случае передо мной была лишь его шея и мощный драконий затылок с тремя темными, на вид зловещими, гребнями. А Эрмиор, видимо, ощутив мои усилия, совершенно неожиданно начал рассказывать мне о том, над чем мы пролетаем.

Граница Андориса — условная, ведь фактически страна была центром континента, из которого Эрмиор протянул нити своего влияния очень и очень далеко. Справа — Малита с ее маленькими городками, а вот там впереди — Сомаур, одно из вассальных государств. Еще чуть дальше — берег моря. Именно туда мы и держали путь.

Под его спокойный размеренный рассказ я даже начала засыпать. Но трясла головой, заставляла себя прислушиваться к голосу в голове и видеть как можно больше. Я не упущу ни одного мгновения из этого полета. Ведь, кто знает, повторится ли это еще когда-нибудь?

А потом потянулось море. Темное, но с яркой лунной дорожкой. Если присмотреться, видно, как в этом ровном свете бегут волны, играют с ним.

Не знаю, сколько мы были в дороге, для меня все превратилось в сказочную вечность. А в конце вечности Эрмиор стал планировать к черному берегу, едва различимому ночью.

Вот он, далекий драконий континент, подумалось мне.

Вот уж не знаю, где здесь драконы, пока все выглядело безжизненным.

— Слезай, — сказал Эрмиор, когда мы приземлились.

Попу, я, конечно отсидела. И мышцы бедер свело очень сильно, хоть весь полет не ощущала этого. Охая про себя, я аккуратно полезла вниз по ноге. Спустилась и, чтобы устоять с непривычки, схватилась за мощную драконью шею.

Мне не хотелось отходить от него. Словно прилипла. Хотелось быть рядом, ощущать жар его тела. Словно осиротела, когда потребовалось слезть с дракона.

— Отойди-ка, — усмехнулся Эрмиор, словно прочитал мои мысли. Впрочем, кто сказал, что если он не может их читать, то не может ощутить и эмоции. Ой… видимо, может. Наверное, драконья ипостась увеличивает его чувствительность. — Дай мне обратиться.

Я неохотно отошла к камням, едва видимым в темноте. Черный вихрь был почти не виден — спустя миг передо мной опять стоял Эрмиор-человек.

И усмехался.

Привычно, но без превосходства и жесткости.

И все же, когда он вновь обратился человеком, и королем, я ощутила, словно стена встала между нами. Этой стены не было весь путь сюда. В драконьей ипостаси он был понятнее и ближе мне. Сейчас же, во-первых, он больше не обращался ко мне мысленно, а во-вторых, выглядел неприступным и холодным. Но…

Он сделал несколько шагов ко мне и заглянул в лицо.

А мне вдруг стало не по себе. Боялась, что он может унести меня неизвестно куда, на край света. Он и унес. А я согласилась… И теперь может делать со мной что угодно. Вообще что угодно.

В своей вотчине, на драконьем континенте, где живут твари, подвластные ему, а не мне.

Эх… ну шпионка. И нужно же было так опростоволоситься!

Здесь тянулся другой часовой пояс, и уже светало. Солнце заливало горизонт тонкой розовой полоской, подсвечивало редкие облака. И в утреннем сумраке я четко видела жесткое, красивое лицо Эрмиор, который молча смотрел на меня.

— Ну что, понравилось? — неожиданно очень доброжелательно спросил он.

— Да, ваше величество, благодарю, — чтобы как-то сгладить молчаливое напряжение, повисшее между нами, я сделала книксен.

— Ха! Кхм… — он рассмеялся. — Хорошо. А то я уж думал, в тебе совсем нет романтической жилки…

— Что-о?! — возмутилась я. — Почему вы так решили?

Эрмиор улыбнулся:

— Ты всегда думаешь о деле, держишься, подходишь ко всему на свете, как к задаче, которую нужно решить. И тебя можно понять — после того как ты сбежала от назойливого кровосмесителя, сложно ожидать другого. Но… Скажи, ведь сегодня ты впервые за долгое время ощутила свободу?

Он подошел ближе, и янтарные глаза загорелись ярче в утреннем свете. Поднял руку и мягко приложил ее к моей щеке, чуть развернул мое лицо, чтобы лучше видеть.

Мне должно было стать не по себе от этого бережного, но при этом овладевающего касания, но я ощутила другое… примерно то же, что чувствовала, касаясь его драконьей брони. Близость, тепло, даже жар. И тугие жгуты, скручивающиеся в теле от близости этого мужчины.

— Скажи, я ведь прав? — произнес он, а его рука чуть напряглась — то ли ощутил мое странное состояние, то ли сам почувствовал нечто подобное…

— Да, ваше величество, я вынуждена выживать. Но… романтичное мне не чуждо, — ответила я. И вдруг новая волна бесшабашности ударила в голову: — Что еще вы обо мне думаете, скажите?! Вы ведь думаете еще что-то… — мне захотелось «алаверды», спросить, что он думает обо мне.