Неудивительно, что идеалом маленького княжича стали богатыри, коих он считал венцом творения. Он восторженно смотрел на Поповича, и если бы его спросили, кем он хочет быть, а такие вещи странно спрашивать у князя, пусть даже совсем юного, он бы, не задумываясь ни на минуту, ответил — богатырём, защитником земли русской. Ратоборцем!

Мечты, они у многих детей похожи, даже в том случае, если эти дети уже правители. Вот и мечта Василько Ростовского была похожа на мечты многих других мальчишек его возраста.

С самого детства он проникся воинским духом и начал готовиться к воинской карьере.

Даже когда в день похорон отца мать, прежде чем выйти на люди, сама, одев и причесав синеокого Василько, нежно прижала его к своей груди и, легонько погладив по волосам, прошептала: «Ты ещё у меня такой маленький, — и, перекрестив, выдохнула: — С Богом!» — он невольно отстранился, не потому, что не любил мать, а потому, что со всей серьёзностью своего юного возраста считал себя уже достаточно взрослым и не одобрял этой нежности, считая её излишней даже в такой момент. Будущему правителю и воину расслабляться и распускать нюни негоже. Он первым самостоятельно шагнул из дверей на широкое крыльцо. Пусть все видят, что княжич держится молодцом.

Сверкающие солнцем боевые доспехи дружинников, важные, исполненные собственной значимости бояре с жёнами, увешанными золотом и переливчатыми камнями всех цветов, епископ в золототканой ризе с серебряным крестом — вот и всё, что запомнилось ему с того дня.

После смерти отца наставником и опекуном совсем юного ростовского князя становится дядя — Юрий Всеволодович, великий князь Владимирский. Он заботится о детях брата как о своих собственных. Но наставник жил и трудился во Владимире и своих забот имел столько, что впору впятером нести: дети такого же возраста растут, да и государственные дела не отодвинешь, так что за Василько Юрий присматривал издалека, а для повседневного обучения княжичу дали пестуна.

Невысокий, неразговорчивый, с крючковатым носом, меченный бессчетными шрамами, немного мрачный, грузный, но всё ещё могучий пестун по имени Никанор, подобранный для князя из ростовских дружинников, был ярым поборником ратного разрешения споров. Именно такой наставник и был нужен юному богатырю. Авторитетный, немногословный, он учил князя уму-разуму не только словом, но и делом, стараясь вырастить из мальчика мужа храброго, такого, чтобы первым ратником в любом бою был. Гонял он Василько в хвост и в гриву, сразу показав, что значит суровая проза богатырских будней.

— Учись исполнять дело мужское сызмальства, чтобы не боялся ты ни врага лютого, ни зверя клыкастого.

И Василько, проявляя упрямство, терпел, не опускаясь до слёз и жалоб. Он старался изо всех сил соответствовать выбранному идеалу. И если что-то не получалось, он только вздыхал и говорил себе, что всё равно своего добьётся.

Мальчику многое пришлось увидеть своими глазами и пройти самому через то, о чем иные узнают лишь по книгам. Он учился не только метать копьё, владеть щитом и мечом, бить белку в глаз из лука, а ещё ратному искусству вождения полков.

— Тут не только кулаком и глоткой надо брать, а ещё и головой необходимо соображать, — внушал Василько пестун. Накрепко запомнил Василько этот наказ.

Рос и мужал он быстро, к десяти годам был на голову выше своих сверстников, отлично управлялся с луком и всё чаще брался за меч.

Меч, который достался ему ещё от деда, вечно начищенный, сверкающий булатом, в богатых кожаных ножнах, украшенных золотом и дорогими каменьями, настоящий богатырский меч был предметом его гордости. Тяжелое красивое оружие казалось опасным и хищным. Василько приказал повесить его над своей кроватью, и когда перед сном смотрел на него, то мечты уносили его далеко ввысь, и в его воображении возникали дикие всадники в мохнатых шапках на горячих конях, или стена каплевидных красных, как кровь, щитов, за которой, ощетинившись, как еж копьями, укрылись угрюмые бородатые ратники, или, что ещё лучше, грезился ему сам Василько на красивом гнедом жеребце, ведущий в бой дружину, перед которой бегут без оглядки жалкие враги. Виделись высокие стены чужих городов, и богатая добыча, и сильные гребцы, весело расплескивающие вёслами волны неведомого моря. Впереди мечталось о таком, что сердце выскакивало из груди, и он задыхался от восторга.

И когда он брал в свои ещё детские руки прохладную рубчатую рукоять клинка, то взаправду чувствовал себя героем.

Василько, как вы поняли, не был изнежен. Солнце княжич встречал не в мягкой тёплой постели, а на прохладных берегах бескрайнего озера Неро, где учился плавать, грести, кроме того, он мог уже сутки не сходить с коня, если была в том нужда. Всё исполнялось по заветам великого князя киевского Владимира Мономаха, который писал когда-то, поучая детей: «Да не застанет вас солнце на постели!» А Никанор часто добавлял к этому:

— Запомни, князь: никто не может леностью добыть себе чести.

Время шло. Княжич рос. Стукнуло ему уже двенадцать лет, а ни владимирские границы, ни ростовские никто не беспокоил, страшно было врагам лезть на русскую землю, и начинало казаться, что так и будет всегда. А прожить серую, бесцветную, ничем не примечательную жизнь юному богатырю совсем не хотелось. И грызла по-мальчишески досада, что подвиг свой ему ещё долго не совершить. Тут и случись неприятность. Волжские булгары, позабыв про осторожность, разорили его город Устюг. А раз так, надо идти в поход. Щёлкнуть по носу зарвавшимся соседям, чтобы думали впредь, куда его совать.

Пришла наконец пора ему примерить бронь и выйти в первый свой поход в верховья Камы на волжских булгар. Может быть, именно ему, Василько, суждено оградить отцову вотчину и от булгар, и от других алчных и златолюбивых соседей?

Одного его на войну, конечно, никто бы не пустил, мал ещё, а потому владимиро-суздальское войско возглавил его дядя Святослав Всеволодович, один из младших братьев Юрия Владимирского, но свои два полка: один полк из Ростова, а другой из Устюга, юный богатырь ведёт сам.

Гнедой конь в ожидании всадника уже нетерпеливо перебирал копытами. Под взгляды дружины Василько ловко взобрался в седло. И конь, будто чувствуя важность момента, словно прислушиваясь к желаниям того, кто сидит у него на спине, ступал медленно и размеренно, с достоинством, как и подобает княжескому скакуну. Князь держался молодцом, раскрасневшийся, в окружении воевод и бояр он первый раз покидал свой город, чтобы идти на войну. За ним следовало блистающее доспехами воинство.

Обещавший вылиться в хорошую войну