– Загадай кого-нибудь.

Он посомневался, потом улыбнулся в ответ:

– О'кей. Загадал.

– Ты умер?

– Нет.

– Ты мужчина?

– Нет.

– Ты живешь за границей?

– Нет.

Женщина, живая, из США. Может, он не стал загадывать кого-то сложного.

– Ты имеешь отношение к Ист-Шоал?

– Да.

Выстрел в темноту:

– Ты в клубе?

Он помолчал.

– Да.

– Ты Джетта.

Он помотал головой.

Я нахмурилась:

– Тео?

– Нет.

– Ну, если это не они, то ты – это я.

Он моргнул.

– Это я?

– Я не мог думать о ком-то еще, – сказал он.

Он подобрался ближе ко мне и открыл свои объятия; я устроилась между его рук и положила голову ему на плечо. Майлз что-то прошептал по-немецки. Я закрыла глаза и снова положила руку ему на сердце.

Майлз скатился c кровати в полвторого ночи, на его лице была паника.

– Я должен идти. – Он нашел свою одежду. Я села, стряхнула сонливость и прикрыла грудь пледом.

– Что случилось? – прошептала я.

– Ботинки… где мои ботинки?

– Рядом с окном.

Он схватил их и надел.

– Мой отец знает, что я никогда не работаю после двенадцати.

– А что он сделает, если тебя не окажется дома вовремя?

Майлз перестал метаться и посмотрел на меня. Затем подобрал с пола куртку и накинул себе на плечи.

– Иди сюда. – Я протянула к нему руки. Он присел на краешек кровати, весь напряженный. Я повернула его лицо к себе и поцеловала.

– Ты можешь быть здесь в понедельник утром?

– Конечно.

Я поцеловала его еще раз и дала ему очки:

– Держи.

На следующий день «У Финнегана» я все время улыбалась, не могла остановиться. Посетители определенно оставляли мне больше чаевых, чем обычно, но не потому, что я не опасалась, что они нашпигованы «жучками».

Такер заметил это.

– Почему ты такая счастливая? – недовольно спросил он, засовывая счета в кассу. Она вздрогнула, когда он с шумом задвинул ящичек.

– А мне не позволено быть счастливой? – поинтересовалась я. Но все же улыбаться перестала и почувствовала себя виноватой. Мне хотелось рассказать ему то, что я узнала от Джун, но он практически не разговаривал со мной больше. Я взяла магический шар Финнегана.

Такер смотрел на меня подозрительно.

– Ты ведешь себя так, будто выиграла в лотерею. Скажи мне только: это не имеет отношения к Рихтеру?

– Прекрасный вопрос. Ничего не буду говорить. – Я извинилась перед ним миллион один раз. Я работала за него, сама писала сценарии дискуссий на уроках английского и ни о чем его не просила. Мне было плевать, что я дала ему причину беситься. У него нет права комментировать наши с Майлзом отношения.

Такер обернулся и посмотрел на меня:

– Издеваешься. И до сих пор встречаешься с ним – после того, что он сотворил со мной? После всего, что он сделал?

– Такер, тебя абсолютно не касаются наши с ним дела. – Я понизила голос, чтобы парочка, сидящая за ближайшим столиком, не могла нас подслушать.

Такер словно мысленно заметался:

– Какие такие дела? Что вы с ним делаете?

Лицо у меня, должно быть, было того же цвета, что и волосы.

– Я же сказала. Тебя это абсолютно не касается. Сказала?

Голос Такера упал до шепота:

– Ты пудришь мне мозги. Ты спала с ним?

Я притворилась, что разбираюсь с кассой.

– Мы с ним вместе, ясно? Это все, что тебе необходимо знать.

Такер схватил меня за руку и потащил на кухню.

– Ты понятия не имеешь, что он хочет устроить тебе! Он же ненормальный, Алекс! Он не понимает, как воздействует на других людей!

Какое-то мгновение я могла лишь смотреть на него. Я уже была готова огрызнуться в ответ, но он не произнес того, чего я ожидала. Он не сказал: «Он дерьмо» или «Он воплощение зла».

Такер уже проходил через такое. Обстоятельства были несколько иные, но… Майлз причинил ему сильную боль задолго до того, как я встретилась с каждым из них.

– Я… Со мной все будет хорошо, Такер. – Я высвободила руку из его хватки. – Со мной все будет о'кей.

Такер покачал головой, упершись взглядом в пол. Проходя мимо меня, он что-то пробормотал, и я с трудом разобрала:

– Надеюсь.

Папа, похоже, не слишком страдал от того, что в понедельник его освободили от водительских обязанностей. Он лукаво улыбнулся мне, когда я вышла из своей комнаты.

Не знаю, чего я ожидала. Может, что Майлз будет выглядеть более счастливым, чем он выглядел? Может, того, что он разуверит меня в словах Такера? Прошел всего один день с тех пор, как я в последний раз видела его. И я не пыталась унять бушующее в моей душе волнение. Но когда я забралась на пассажирское сиденье, Майлз лишь едва улыбнулся мне. А потом его накрыло какое-то униженное, депрессивное состояние. Под глазами у него были темные мешки, словно он совсем не спал.

– Что случилось? – спросила я. – Что твой отец сделал?

– Ничего. – Он вел машину и смотрел прямо перед собой.

Я молчала до тех пор, пока мы не припарковались и не зашагали по направлению к зданию школы. Я заметила, что Майлз изо всех сил старается скрыть, что хромает.

– Почему ты хромаешь? Что с тобой? – взволнованно спросила я.

– Ничего. Ничего не случилось – я прекрасно себя чувствую.

– Майлз, что отец с тобой сделал?

– Не волнуйся об этом, – резко ответил он.

Я замолчала. Мы не разговаривали оставшуюся дорогу до кабинета английского, а когда сели на наши места, из угла класса, где угнездился Клифф, долетело негромкое ржание.