– Нет.

Я показала.

– Подходи к нему, я впущу тебя.

Я бодро прошла к передней двери, по пути осматривая двор и стараясь вести себя совершенно как обычно, входя в дом и запирая за собой замок. В прихожей скинула туфли и стала красться на цыпочках мимо общей комнаты.

– Алекс?

Мама.

– Привет, мамуль.

– Я рада, что ты вернулась. – Она встала с дивана и вытянула руку. – Не думала, что вы так припозднитесь – выпей это.

Она дала мне таблетку. Я проглотила ее, не запивая.

– Мы останавливались поужинать.

– Хорошо съездили?

– Я считаю, что да. – Мне хотелось поскорее к себе в спальню. Хотелось закрыться, запереться, почувствовать себя в безопасности, оказаться подальше от пронизывающих глаз. И с Майлзом.

– Как вел себя Майлз?

– Хорошо. Я не понимаю, что ты имеешь в виду.

– Он ездил в психиатрическую больницу к маме. Вдруг у него тоже есть с этим проблемы. Видит Бог, мальчик выглядит слегка… эмоционально недоразвитым. Я наполовину уверена, что он аутист.

– А что, если так?

Она от неожиданности моргнула:

– Что?

– Ну и что, если Майлз аутист? И он не «эмоционально недоразвитый» – все эмоции обычных людей при нем. Просто иногда у него проблемы с тем, чтобы понять, что именно он чувствует.

– Алекс, Майлз производит впечатление очень умного человека, но не думаю, что он подходящая для тебя компания.

Я хохотнула. Знала бы она.

– Тогда почему ты так волновалась о том, чтобы я пошла с ним? Хотела показать, где я буду жить после окончания школы?

– Нет, конечно же нет! Я не имела в виду ничего такого.

Я стряхнула куртку и повесила на вешалку.

– Я иду спать. Пожалуйста, не беспокой меня.

Оставив ее в темной прихожей, я прошла в свою комнату и закрыла за собой дверь на замок. Обзором по периметру я пренебрегла. Мне было все равно. Мне было бы все равно, даже если бы в углу комнаты образовался сам Иосиф Сталин. Потом подняла окно и сняла сетку.

– Давай, только тихо, – сказала я.

У Майлза не было с этим трудностей. Он проскользнул в комнату, прикрытый темнотой. Я нашла его на ощупь и притянула к себе, помогая снять куртку. Пряный аромат и запах мяты наполнил мою комнату. Я знала, что все действительно хорошо, раз он здесь. Я обняла его и уткнулась лицом в рубашку. Майлз попятился назад, переступив через узкую полоску желтого света от фонаря на улице, и упал на кровать.

Артефакты на полках завибрировали, а фотографии на стене всколыхнулись. Я села и прижала палец к губам. Он кивнул. Уличный фонарь светил ему в глаза, и они казались синими витражами.

Он должен быть настоящим. Это важнее всего остального. Я сняла с него очки и положила на тумбочку. Меня потрясло, каким открытым оказалось его лицо – ясные голубые глаза, песочного цвета волосы и золотистые веснушки. Мое сердце заколотилось, но Майлз не предпринимал никаких действий. Какую-то секунду я гадала, а может, это меня заставили поверить, что такое возможно. Он лежал и смотрел на меня, и хотя я была уверена, что он неспособен видеть многого, тем не менее чувствовалось, что Майлз изучает мельчайшие детали.

Мои пальцы прошлись по его животу. Его мускулы напряглись, и он беззвучно засмеялся. Щекотно. Я улыбнулась, но он закрыл глаза. Я стала расстегивать его рубашку, Майлз приподнялся, чтобы я смогла стянуть ее с него.

Касаясь пальцами его кожи, я чувствовала, как вверх по телу пробегали импульсы, словно маленькие сгустки огня, и когда он осторожно в свою очередь снял рубашку с меня, я подумала, что сейчас сгорю. Я ненавижу такие вещи, как плавание и переодевание в раздевалках, потому что ненавижу быть обнаженной в присутствии других людей. Я становлюсь беззащитной. И это заставляет меня думать о страдании. Но это совсем не было неприятно.

Майлз помедлил, а потом обернул свое тело вокруг меня. Его шея оказалась выше моего плеча. Бюстгальтер немного сдвинулся с места, и я поняла, что он изучает застежку. Я чуть не прыснула от смеха ему в плечо. Он расстегнул ее, а потом стал застегивать. Расстегнул и застегнул еще несколько раз.

– Перестань отлынивать, – прошептала я.

Он расстегнул ее в последний раз и позволил мне снять бюстгальтер.

Остальная наша одежда присоединилась к рубашкам на полу. Я задрожала и прижалась к нему, позволяя жару снова разгореться между нашими животами, пряча лицо в выемку его шеи. Я перевернула нас на бок, и он обвил меня. Я натянула одеяло, и получился маленький кокон. Мне нравилось быть так близко к Майлзу. Нравилось трогать его везде. Нравилось, как крепко он меня держит, тепло его дыхания и что я не чувствую необходимости смотреть через плечо, когда он здесь. Нравилось, что могу притвориться нормальным подростком, который делает что-то тайком от родителей, и что все

Было.

Как.

Надо.

Я почувствовала пальцы Майлза на своей спине.

– Базорексия, – пробормотал он.

– Будь здоров.

Он засмеялся:

– Это непреодолимое желание целоваться.

– Я думала, ты не слишком хорошо умеешь выражать свои чувства.

– Возможно, я использую слово в неправильном контексте. Но я совершенно уверен в самом слове.

Я поцеловала его в плечо. Майлз большим пальцем погладил меня по позвоночнику, и…

Этого было слишком много.

Слишком много, слишком быстро.

– Только не злись, – сказала я. – Но мне кажется, я не хочу этого. Не… прямо сейчас. Не здесь. Прости, не думала, что поменяю свое мнение.

Он тихо, с облегчением засмеялся:

– Это замечательно. Я думал, у меня будет сердечный приступ только от того, что уже было. Большее может убить меня.

Я втиснула руку между нашими телами. Его сердце над моей ладонью билось быстро и тяжело. Я приструнила его.

– Господи, ты прав, у тебя и в самом деле мог случиться сердечный приступ.

Я скорее шутила, но Майлз стыдливо откинулся назад. Его дыхание чуть усилилось.

– Нам поможет, если мы поменяем… позицию…

Мы отодвинулись друг от друга. Его дыхание нормализовалось. Мы сидели и смотрели друг на друга в темноте под одеялами. Он отыскал мою руку.

– Прости меня, – сказал Майлз. – Я не привык к прикосновениям.

– Я тоже.

Несколько минут мы молчали, а потом мне в голову пришла идея.

– Загадай кого-нибудь, – сказала я.

– Что?

Я улыбнулась: