– Ну, вот вам и разгадка, – сказал Сабининнебрежно. – Тот самый сосед, рассерженный на кляузу, подстерег Крофта ибабахнул в него от всей души…

– Бросьте! Я успел с ним поговорить. Беннеке –застенчивый юнец, только что получил диплом, снял первую в жизни собственнуюквартиру… Совсем мальчишка. Да и жалоба в ратушу не могла возыметь ровнымсчетом никаких последствий, поскольку Беннеке ни малейших нарушений недопустил, мастера у него работали днем…

«Беннеке?! – подумал Сабинин. – Любопытный оборотпринимает наша история. Вполне возможно, Карл Альфред Беннеке и в самом делезастенчивый юнец, но вот иные его знакомые – люди крайне загадочные, отнюдь незастенчивые и, чует мое сердце, отнюдь не мирные. Совпадение или нет? А что,если Крофт им мешал? Упрямый, как стадо ослов… а им позарез требовалась именноэта, восьмая, квартира, но вредный доктор ни за что не соглашался съехать?Господи, но зачем? Что за цель поставлена, если ради нее, не колеблясь, идут наубийство даже случайного человека, просто потому, что он мешает? О совпаденияхговорить глупо, слишком много совпадений: и Беннеке недавно переехал, и Крофтаубили неделю назад… Не верится в такие совпадения нисколечко…»

– Ну, может, не сам Беннеке…

– А кто? Его юная супруга? Бросьте. Милейшая молодаяпара вне всяких подозрений.

– Кто же теперь обитает в восьмой?

– Понятия не имею, ее кому-то сдал домовладелец, но вотего-то мне расспросить не удалось. Спустил на меня своего бульдога, старшегодворника, – ну, вы видели эту скотину…

– Что ж, его можно понять, – раздумчиво сказалСабинин. – Я имею в виду домовладельца. Кому хочется, чтобы его домприобрел дурную славу и попал на страницы газет в связи со столь печальнымсобытием… А что полиция?

– Полиция! – саркастически воскликнулВадецкий. – Ни следов, ни зацепок. Убийца оказался чрезвычайно ловким –никто его не видел. Время, правда, было довольно позднее… А зачем вампонадобилось снимать здесь квартиру?

– Ну, не обязательно здесь… – сказал Сабининнебрежно. – Сюда я, пожалуй что, и не вернусь после всего, что вырассказали, мы, славяне, чертовски суеверны, должен вам признаться… Мнепопросту не вполне удобно оставаться в пансионате, скажу вам по секрету, здесьзамешана дама. Мы, революционеры, не давали обета аскетизма, знаете ли…

– Могу вам порекомендовать сносное бюро по наймуквартир, если вы серьезно намерены…

– Вы меня чрезвычайно обяжете, – поклонилсяСабинин.

Независимо от мотивов, приведших его в дом по улице князяМеттерниха, он и в самом деле согласно продуманной заранее диспозиции собиралсявсерьез заняться поисками съемной квартиры. А потому пришлось останавливатьизвозчика и в сопровождении Вадецкого ехать в рекомендованное тем бюро. Откудаон вышел с доброй дюжиной смотровых билетиков, кои могли оказаться нелишнимисразу для нескольких целей – и квартира нужна по-настоящему, и естьвеликолепная возможность мотивировать разъезды по городу… И перед Кудеяром, иперед своим новоиспеченным начальником, комиссаром Мюллером.

…С Мюллером и было непосредственно связано следующее дело.Точно в назначенное время он приехал на улицу генерала фон Шварценберга,[34] где в небольшой квартирке, с порога производившей впечатлениенежилой, его ждал неприметный полицейский чиновничек в партикулярном. Чтоподелать, в роли негласного сотрудника по кличке – конечно, кличке, что уж там– Готлиб приходилось уделять какое-то время и общению со здешними фараонами…

Чиновничек, внешне безукоризненно вежливый, а на видпростоватый, тем не менее впился в него, как клещ. На бумагу легло многоинтересных подробностей о житье-бытье обитателей пансионата, а такжеконтрабандистских тропках. Только одного Сабинин не коснулся – мастерской вподвале пансионата. Не следовало выкладывать все, что ему было известно, напервой же рабочей встрече – чем быстрее тебя выжмут досуха, тем скореепотеряешь определенную ценность в глазах господ из полиции. Козыри следуетприберегать… Благо чиновничек и не заикался о бомбах и взрывчатых веществах. УСабинина создалось впечатление, что австрияки попросту не знают о подобныхзабавах русской политической эмиграции. И это при том, что Козлов устраиваетиспытания на полигоне, пусть давно заброшенном армией, забытом. Положительно,здешние церберы сыска излишне разнежились…

Разумеется, он напомнил об обещании Мюллера предоставить твердыйвид на жительство, а чиновничек, как и следовало ожидать, заметил, что подобнуючесть еще следует заслужить. К тому же никто пока что не собирается углубленно изучатьте документы, по которым герр Трайков здесь обитает.

Иными словами, полиция намеревалась держать его на короткомповодке. И позволяют вроде гулять по улицам сего славного города невозбранно, имоментально напомнят при первой надобности, сколь зыбко его нынешнее положение…Медвежий капкан в бархатном футляре, если без экивоков, сунь туда руку – игорько пожалеешь…

Разумеется, в какой-то момент всплыла и фамилия некоейфрейлейн Гесслер – и вот тут-то Сабинин насторожился, стал внимательнейшимобразом взвешивать слова. Да, знаком, а как же. Нет, о характере связывающих ихотношений он даже в данный момент говорить отказывается (чиновничек сделалгрустно-философическое выражение лица и не настаивал). Кто она? Германскаяподданная, с которой он познакомился еще в прошлом году в Петербурге. Зачемсюда приехала? По мотивам, совершенно не связанным с нелегальщиной и какими быто ни было политическими партиями.

Игра, конечно, была рискованной – нельзя исключать, что уних есть на Надю некий материал. Но, с другой стороны, он вовсе и не обязанзнать о двойной жизни предмета своего обожания…

Поставив последнюю точку, чиновничек старательно промокнулнаписанное с помощью бронзового пресс-папье, сказал невыразительно:

– Надеюсь, герр Готлиб, вы были со мной откровенны…

– Боже, как вы можете сомневаться? – патетическивоскликнул Сабинин и даже привстал: – Blut und Leben fur Habsburg! Fur einOesterreich, ganz,einig, gross![35]

Нотаций не последовало – его невзрачный собеседник лишьзаметил скучным голосом:

– Молодой человек, попрошу вас впредь серьезнееотноситься к… тому, чем мы здесь с вами занимаемся. Это в ваших же интересах…

С сим отеческим напутствием Сабинин и был отпущен наконец насвободу из цепких лап австро-венгерской полиции. И почти сбежал по лестнице,ухмыляясь во весь рот.

В том же прекрасном настроении он полутора часами позжепокидал здешнее отделение «Общества Австрийского Ллойда». Лицо расплывалось вулыбке так, что неприлично становилось перед сторонними прохожими, но он ничегоне мог с собой поделать – догадка блестяще подтвердилась, и сейчас он былединственным из непосвященных, кто знал правду. Даже жутковато становилось,страшно было проходить поблизости от мостовой – вдруг сейчас понесеткакая-нибудь лошадь, сомнет его изнание погибнет вместе с ним?