– Ну что же… Я, как человек деликатный, не смеюподробно выспрашивать, насколько активно вы участвуете в… деятельностиопределенного рода. Это в принципе ваша частная жизнь, до тех пор, пока она невойдет в противоречие с Уголовным уложением Австрийской империи. Я вас умоляю,не пытайтесь напускать на себя невинность и хлопать глазами с видомдеревенского простачка, впервые в жизни узревшего танцовщиц в кафешантане… Всяокруга знает, что за гости обитают в пансионате «У принцессы Елизаветы». Дажеиные уличные мальчишки, пожалуй что, осведомлены… И вы мне предлагаетеповерить, что туда может попасть случайный человек? Что для постороннегоотыщется свободный номер? Нет, серьезно?

Сабинин угрюмо молчал, пытаясь угадать, что в этой ситуациипредпринять, – то ли откланяться и убраться восвояси, то ли устроитьскандал, поминая сплоченность европейских социал-демократов, о которой впрошлый раз говорил сам комиссар? Или все же отмалчиваться?

– По-моему, я в бытность свою здесь не нарушил законовимперии, – сказал он, взвешивая каждое слово.

– О, безусловно! – воскликнул комиссар. – Явас и не обвиняю ни в чем подобном. С нарушителями законов империи мы беседуемв комиссариате, куда их доставляют под полицейским конвоем, а с вами мыбеззаботно сидим за столиком в кафе, и я вас угощаю на собственные деньги… Речьо другом, господин Трайков. Я превосходно понимаю, что не в состоянии пресечьдеятельность… заведений, подобных вашему пансионату. Во-первых, я для этого слишкоммелкая сошка, во-вторых, вы стараетесь не нарушать законов империи, в-третьихже… ну, мы уже касались этого вопроса при прошлой нашей беседе. Вздумай грубыйполицейский бурбон ущемлять права политических эмигрантов, невинных и нежных,помянутому полицейскому просто-таки гарантирована выволочка от начальства,каковое, в свою очередь, вынуждено считаться с возможными запросами впарламенте и шумом на страницах местной социал-демократической прессы…

– Сочувствую, – кивнул Сабинин.

– Благодарю, – в тон ему ответил Мюллер. –Так вот, хотя я и не в состоянии предпринять какие-либо меры…

– Послушайте, а зачем, собственно, вам что-топредпринимать? – спросил Сабинин серьезно. – Вы сами говорите, чтоникто из нас не нарушает ваших законов…

– Я не одобряю той деятельности, которой вы здесьзаняты, – отрезал комиссар. – Зараза имеет свойство распространяться…Любая революционная деятельность, на мой взгляд, крайне пагубна. И некоторыенаши деятели, поддерживая вас ради мелких политических выгод, на деле рискуют гораздобольше, чем в состоянии осознать…

– Интересно, – вкрадчиво спросил Сабинин, – авы в состоянии повлиять на этих… деятелей или хотя бы заставить их к себеприслушаться?

Судя по печальному виду комиссара, насупившегося иподжавшего губы, Сабинин грациозно и мастерски наступил на любимую мозоль…

– Это не имеет отношения к нашей беседе, – отрезалМюллер. – Я, с вашего позволения, закончу свою мысль. Действовать я не всилах. Но знать обязан. Я должен знать, что происходит за стенами таких вотуютных, чистеньких пансионатов. В этом я вижу свою обязанность. Вам развиватьэту мысль далее или вы и так меня понимаете?

– Бог ты мой, – сказал Сабинин. – Уж несобираетесь ли вы мне предложить…

– Вы прекрасно поняли мою мысль, – с вежливойулыбкой опытного дипломата кивнул молодой полицейский.

– Что же, прикажете выступать в роли полицейскогошпика?

– Информатора, – мягко поправил Мюллер. –Шпики – это у вас, в России, хотя лично я не согласен со столь уничижительнымтермином, естественно полагать, что полиция любого государства, где имеютсявнутренние… проблемы, прибегает к услугам негласных сотрудников. И все же,господин Трайков, ситуация в корне противоречит той, к которой вы привыкли вРоссии. Там, согласен, ваша деятельность в качестве негласного помощника полицииобязательно привела бы к арестам, судебным процессам, а то и смертнымприговорам. Между тем здесь, повторяю и подчеркиваю, речь идет лишь о поставкеинформации и не более того. Ваша откровенность не повлечет для ваших друзейровным счетом никаких… последствий. Или я неправ?

– Отчего же, правы, – сказал Сабинин. – Воттолько мои друзья, боюсь, не станут вникать в эти тонкости. И всадят мне пулю влоб, не особенно разбираясь. Им будет совершенно все равно, сотрудничал я срусской полицией или с вами…

– Но ведь этого можно избежать при соблюдении весьмапростого условия. Вам всего лишь следует никогда никому не проговориться. Итолько.

– Все равно, – упрямо сказал Сабинин. –Бывают всевозможные случайности.

– Я так и не понял, вы в принципе отрицаете всякоесотрудничество со мной или вас пугает только лишь возможность провала?

– Ничего себе, «только лишь»! – покрутил головойСабинин. – Для меня это не «только лишь», для меня это – неизбежная смертьпри неудачном обороте дела…

– Я должен понимать так, что вы отказываетесь?

– Вот именно.

– Это ваше последнее слово?

– Будьте уверены.

– Ну что же… – протянул Мюллер вовсе незло. – Придется вести беседу в ином ключе… Насколько я понимаю, нашискромные полицейские ассигновки вас вряд ли привлекут – вы, по моим наблюдениям,особой нужды в деньгах и так не испытываете. Одеты с иголочки, посещаетедорогие рестораны, букеты дамам дарите не какие-то дешевенькие, а от Кутлера…Поневоле приходится идти в другом направлении… Вы не скучаете по России?

– Не особенно.

– Прижились здесь, а?

– Не скрою, мне здесь нравится.

– Тем более печально будет возвращаться на родину…

– Это с какой же стати? – насторожился Сабинин.

– Вышлем вас, и все, – безразличным тоном сообщилМюллер. – Причем не в Болгарское княжество, а именно в Российскую империю.Поскольку у меня есть нешуточные основания усматривать в вас именно российскогоподданного.

– Я – подданный Болгарского княжества.

– Да бросьте, – невозмутимо сказалкомиссар. – У вас, признаю, безупречный паспорт, вовсе даже не поддельный,но с ним не все гладко… Вы знаете, я вот уже неделю как интересуюсь вашейскромной персоной. Посылал запросы, депеши… И наша, и болгарскаябюрократические машины работают с ленцой, но мои запросы были не столь ужсложными…

– Не тяните кота за хвост.

– Извольте. На наш запрос болгарская полиция ответила,что выехавший три года назад в Австро-Венгрию Константин Трайков действительносуществует и является вполне благонадежным… вот только одна маленькаянеувязочка присутствует: заграничный паспорт под таким номером был выданКонстантину Трайкову, коему от роду, надо вам знать, сорок восемь лет.По-моему, вы неплохо сохранились, а? Я бы вам и тридцати не дал…

– Послушайте, но возможны… ошибки, – сказалСабинин. – Точнее, однофамильцы. Это какой-нибудь другой КонстантинТрайков…