– Правда, пора идти – мы так рано встали этим утром. – Я прикрываю рот рукой, изображая зевоту. Верити осилила только половину бокала шампанского. Она вопросительно смотрит на меня и пожимает плечами.

– Тогда, наверно, мы пойдем. Спокойной ночи, Уильям! – говорит она ему.

– Спокойной ночи, Верити! – отзывается он. – И… Кэйтлин?

Я оборачиваюсь, только когда выскакиваю из бара на песок.

– Да?

– Желаю очень счастливого Рождества, – произносит он, и волна накатывает на берег, добираясь до моих лодыжек.

В прошлое Рождество я не вставала с постели. Я плотно задернула занавески, чтобы не осталось ни единой щели, в которую проникал бы дневной свет, и слушала тишину снаружи, глядя невидящим взглядом в стену. Мама заходила время от времени и ставила мне на край кровати тарелки с едой, к которым я не притрагивалась.

На Рождество всегда устанавливается странная тишина, будто весь мир замолкает и замыкается в себе. Наша улица, обычно полная машин и детей, была безлюдна – никто не стучал баскетбольным мячом в стену и автомобиль мистера Джи не фырчал в попытках хозяина его завести. Мне казалось, что я тону в тишине, словно кто-то засыпал комнату песком, который может задушить.

Сейчас, год спустя, я просыпаюсь под звуки колокольчиков, звенящих снаружи на ветру. Я ощущаю рядом теплоту близкого человека и слышу шелест переворачиваемых страниц. Я хочу подкатиться поближе и прижаться к нему всем телом, уткнуться носом в мягкие пушистые волосы на его затылке, вдыхать мятный запах его дыхания. Но это Верити рядом со мной; Верити, протягивающая мне стакан газированной воды и желающая счастливого Рождества.

– Гарри… – выдыхаю я. – Господи, мне так не хватает его, я так сильно по нему тоскую…

Она притягивает меня к себе и гладит по волосам:

– Я знаю, дорогая, я знаю…

Я не позволяю себе задержаться в таком положении надолго и откатываюсь от нее, хватая полотенце.

– Я не могу проплакать весь день, Верити. Сегодня Рождество!

– Ты можешь делать все, что захочешь, Кэйт, – отвечает Верити. Но я полна решимости.

– Мы в раю, – напоминаю я ей, направляясь в душ.

Сегодня – даже будучи так далеко от привычного мира – я все равно ощущаю ту рождественскую тишину, повисшую в воздухе и сообщающую, что этот день особенный. Едва ли я очень хочу, чтобы так было. Скорее я желала бы провести его как обычный день, валяясь на пляже. Однако когда я выхожу из душа, Верити сидит и читает в красном купальнике, а на голове у нее красная шапочка Санта-Клауса.

– Для тебя тоже есть, – она указывает на кровать, где лежит еще одна шапочка.

– Похоже, мне придется заставить себя поймать рождественское настроение, – я трогаю мягкий красный бархат.

– Возможно, – откликается Верити, – если мы туда пойдем. Но смотри, если не хочешь, мы просто можем заказать еду в номер. Спрятаться здесь ото всех.

– Нет. – Я качаю головой, зная, что, если мы так сделаем – я утону в слезах. – Думаю, что какое-то развлечение лучше, даже если это рождественская мега-тусовка.

– Может, ты и права, – кивает подруга. – Хм, а как насчет компромисса? Мы закажем завтрак в номер, расслабимся и немного вздремнем, а потом около часа отправимся на обед? Мне попалась очень увлекательная книга.

– Ох уж эти твои криминальные триллеры, – улыбаюсь я, нанося на себя солнцезащитный крем.

Я устраиваюсь на шезлонге, пока Верити в номере заказывает завтрак. Я закрываю глаза и вспоминаю позапрошлое Рождество, еще с Гарри. Это было первое Рождество в нашем общем доме, поэтому мы решили провести его только вдвоем. Обычно мы чередовали – одно в доме его семьи, другое у моей мамы. В каждом случае имелись проблемы: мне не нравилось, что его мама никогда не предлагала добавки и вызывала у меня чувство вины, глядя в упор своими серыми глазами, когда я клала себе лишнюю ложку салата. А у моей ему не хватало кухни Сары, и я сердилась на него за это. На самом деле глупые ссоры, но они тоже имели значение, как и все остальное. Они стали почти такой же частью Рождества, как застолье и елка.

В тот праздник мы вообще не ссорились. Мы уселись рядышком за две недели до него и все обстоятельно распланировали. «Делать именно то, что мы хотим!» – таков был девиз. Я намеревалась ходить в пижаме весь день – то, что не допускалось в доме его матери, – а он хотел полноценно есть три раза в день. Ему не нравилось, как это обычно бывало – сперва завтрак, а потом один большой обед. «Мне стыдно, Кэйт, – сказал он мне. – Но я всегда голоден в шесть!» Итак, рождественским утром мы встали и позавтракали круассанами с клубничным джемом и лимонным творогом. Мы приготовили друг другу носочки, которые решили наполнить только практичными подарками. Я поддразнила Гарри, так как в моем оказалось три разных вида зубной пасты. «Ты получаешь это барахло бесплатно!» – воскликнула я, стукнув его тюбиком. «Вовсе нет! – оправдывался он. – Это подарок, сделанный как раз с любовью и заботой!»

Затем мы вместе смотрели «Уоллес и Громит», я пила шампанское из старой кружки, а он – «стаут» с голубым сыром, который щедро намазывал на крекеры прямо пальцами. «Самая лучшая вкусовая комбинация!» – улыбался он мне с кусочком сыра, прилипшим к щетине. Позже в обед мы ели макароны с сыром и чипсы, обильно поливая их кетчупом и скандируя при этом: «Делаем, что хотим!» К чаю мне пришлось дважды переодеваться в свежую пижаму, потому что на первую я пролила вино, а во второй села на лужицу растаявшего шоколада.

Мы оба были изрядно пьяны и забыли, что собирались поставить картошку в духовку. Помню, что мы смотрели друг на друга и бормотали: «Может, просто закажем китайскую еду?» И заснули на диване, навалившись друг на друга, уже в восемь часов вечера. И это был самый прекрасный день.

Я пытаюсь напомнить себе, что то Рождество тоже было другим, нарушающим традиции, и оно получилось чудесным. Поэтому сегодня может быть так же хорошо.

По дороге в ресторан каждый встреченный гость или работник курорта желают нам счастливого Рождества. Когда мы проходим мимо бара, я оглядываюсь в поисках Уильяма, но его там нет. На его месте другой бармен, смешивающий коктейли для двух женщин в золотистых бикини.

Верити толкает меня локтем в бок.

– Я знаю, кого ты высматриваешь! – верещит она. Я пытаюсь притвориться, что не понимаю, о чем речь.

– Просто интересно, где Чарльз, – я стараюсь не встречаться с ней взглядом.

– Ну да, конечно. Именно он тебе и понравился. Точно. Меня не проведешь!

– Он симпатичный, – говорю я, действительно стараясь ее одурачить. – Но немного хитроват, тебе не кажется?

– Он-то определенно большой хитрец, – отвечает Верити. – Ты зато нет. Да брось, все же очевидно. И ты ему тоже нравишься, кстати.

Мне требуются все силы, чтобы не пуститься от этого вскачь, и я с трудом заставляю себя идти ровно. И позволяю себе лишь легкую улыбку.