Дуэль с Ганотом, забота о друге, и, подозреваю, отказ от вступления в чёрную сотню, несколько сломили стену отчуждения между мной и десятком. Любви как бы не было, большого уважения тоже, но игнорировать перестали. Хотя… возможно это и не из-за моих достижений, а из-за того, что я, после того как младший Лакин довольно вяло отреагировал на приказ, вместо наказания, вывел на тренировочный мечный бой и слегка пообхаживал бока деревянным клинком. Понятно, что бой был не честным, во-первых, я пользовался магией, а во-вторых, я с удивлением узнал, что воины мечом владеют на уровне палки. Но цель оправдывает средства – всю спесь, как рукой сняло. Причём почти со всех. Люди всё-таки такие создания, по-хорошему, ну никак не понимают.

Через пять месяцев пришло письмо от отца. С учётом местной специфики доставки это очень-очень быстро. Ведь ещё и надо узнать, куда отправлять. Это говорило только об одном – за моей судьбой наблюдают. Мелочь, а приятно. Текст письма был довольно деловым, скорее даже сухим. Кратко перечислялись последние новости, а именно то, что Корндар, наконец, открыл своё производство бумаги, а Симара забеременела. В конце письма указывалось, что вместе с письмом мне высылается пять империалов. Деньги, разумеется, мне уже передали, и это было совсем даже не лишним, так как жалованье, оказывается, выдают либо раз в полгода, и то не всё, а треть, либо если едешь в отпуск. То есть как отпуск – как раз вот то временное исключение из войск, про которое нам рассказывали наши стражники, когда мы с Ротимуром ехали на обучение. Хорошо вот Заруку – его тысяча стояла рядом с Якалом и он за небольшую плату дракону, числился на службе, по факту пребывая дома. В общем, так уж совпало, что прибыли мы в свою тысячу как раз после выдачи жалования, то есть до следующего, сейчас оставалось ещё две луны, с учётом четырнадцати лун в местном году, а я уже был на мели – есть то, что варят в общем котле, было, мягко говоря, не вкусно. А вот в офицерском, то есть сотницком… Но там, десятникам, только за деньги. Причём официально. Да и питание Ильнаса приходилось оплачивать. Да и… чего греха таить, вино тоже денег стоит.

– Лигранд у себя? – раздалось у шатра.

Мой титул незаметно перерос в прозвище – как-никак я единственный лигранд в тысяче, а Элидаров было ещё два. Судя по писклявому тембру, интересовался мной младший воин сотника.

– Ага, – ответил голос Ильнаса.

– К сотнику, скажи, вызывают.

– Ты посыльный, ты и говори, – Ильнас буквально за пять лун службы заматерел и научился огрызаться. Во многом этому поспособствовал статус любимца тысячи, приобретённый им буквально за первых пару рук пребывания здесь. В принципе Ильнаса можно было даже не кормить – другие накормят. Вчера вообще с пирожком пришёл. Где можно достать пирожки в поле, так и осталось загадкой.

– Тебе что, сложно?

– Он интересоваться начнёт: зачем, когда, а мне некогда это всё выпытывать у тебя. Ещё лошадей купать надо. Иди сам докладывай.

– Ну, тогда доложи что посыльный.

Я отложил письмо и вышел из шатра.

– Вот, посыльный, – Ильнас даже не встал с бревна, на котором украшал узду. На мой взгляд, правда, не украшал, а портил – он насмотрелся на бахрому по краям сбруи в верховом десятке и захотел такую же. Но, детские руки есть детские руки. Так же как у верховых, у него не получалось и в итоге добротная сбруя без лишних выкрутасов потихоньку стала напоминать лохмотья нищего.

– Лигранд, вас к сотнику, – доложился посыльный.

– Зачем?

– Я не ведаю, – глаза посыльного забегали.

– Нинут, я ведь не первый день тебя знаю…

– Да-а, там-м, сотня Латана луну назад с границы вернулась…, – замямлил парень. – Только вы не говорите, что я рассказал.

– Конечно. Слово лигранда.

– А у них трое в селе набедокурили. Девку, вроде как, спортили. Приехал балзон, с чьей деревни девка, требует оплаты за то. Ну и теперь, тех троих наказывать будут.

– А я тут причём? – Пока разобраться в путаном рассказе посыльного я действительно не мог.

– Так…, у нас всего двое – десятник Суин, его сотня в Северные земли ушла и десятник наказ…, вашего десятка это делал.

За глаза наш десяток называли наказанным, а меня, то есть мою должность, десятником наказанных, но мы, и я в том числе, были не в восторге, так как смысловое значение это слово несло ближе к «уголовникам». Наказанными называли рабов, попавших в рабство за нарушение закона. Но в этот раз я не стал заострять внимание на оговорке посыльного.

– Что делали то?

– Палками били.

– О, как! Ну, знаешь ли…

– Да я то тут причём. Рут вас вызывает.

– Ладно, иди. Сейчас буду.

– Шрам! – Как только посыльный скрылся за углом, крикнул я в сторону шатра десятка.

Сам десяток был сейчас на заготовке дров, мы вообще часто туда попадали, а вот Шрам, точно знаю, отлынивал, как собственно и я сам. И также точно знаю, что слышал разговор с посыльным.

– Чего?

– Покажись из берлоги. Сколько можно спать.

– Ну? – Покопошившись, он, наконец, вылез из шатра и неспешно подошёл ко мне.

– Гну.

– Что надо, десятник? – Поправился он.

Я вздохнул. Спор этот практически с первого дня. Нормально разговаривать парни принципиально не хотели. На все мои замечания реагировали фразой: Так мы деревенские, грамоте и разговорам не обучены. Тут даже показательные «тренировки» не помогали.

– Бегунок правду говорил?

Неофициально посыльных и младших воинов называли «бегунками», так что Шрам понял о ком речь.

– Да. Было такое. Прежний десятник палками ведал.

– А кстати, куда он делся?

– Упал в лесу неудачно и шею сломал.

– Вы что ли его? – Усмехнулся я такой формулировке.

– Да чего ты нас за зверей держишь? Не мы. Хватало у него «друзей».

– Понятно. Расскажи, что за работу мне пытаются подкинуть.

– Да ничего хитрого. Поднимаешь палку и опускаешь.

– Не ёрничай!

– Платят неплохо. Десять палок – башок. Только вот кто-то поймёт, а кто-то…, за глаза палачом да палочником звать будут. Рубить головы не заставят, это дело сотников. А вот палками, столбом позорным, кандалами, будешь ты ведать.

– И что, это числилось за вашим десятником?

– Да. Ты ж уже спрашивал.

– Как отлинять?

– Никак. Сначала спросят добровольно. Откажешься – прикажут.

– Понятно. Сходи десяток проверь.

– Да куда они денутся?

– Никуда. А вот дров не нарубят. Вместе с тобой тогда будем комаров кормить.