– Ох, врать-то нехорошо!

– Я правду говорю! – обиделась девочка.

– А я говорю, врешь! Кожух только сейчас снял, как ты могла в обед что-то внутри увидеть? – насупился он.

– Не здесь я смотрела, дедушка!

– Ты чья такая будешь? Как зовут?

– Мишель. Я… – девочка запнулась, потупилась. – Я ничья! – неожиданно призналась она.

– Вот ведь говорю: нехорошо! Опять старика обманываешь! – Иннокентий тут же припомнил давнюю историю с подкидышем, и вдруг словно обожгло мыслью: а ведь Маланья-то давно померла! Выходит, недоглядел?

– Ты где живешь?

– В отсеке, у бабушки Маланьи!

– Так она же… – старик осекся, но девочка только пожала плечами:

– Она за водой ушла. И больше не вернулась.

Иннокентий тут же вспомнил: пару лет назад это было. Сам не видел, но сельчане рассказывали, действительно за водой старуха пришла, в ее отсеке система жизнеобеспечения постоянно сбоила. Пока своей очереди ждала, вдруг за сердце схватилась, охнула, осела, и все. Был человек, и нету. В тот же вечер отнесли ее в отведенное ц’остами место, завернули, как полагается, и оставили. А о девочке-то совершенно позабыли!

Мишель неожиданно взяла его за руку, требовательно потянула за собой.

Старик противиться не стал, пошел, аккуратно перешагивая через грядки. Землю по горсти добывали, ее среди жилых отсеков не сыщешь, приходилось выторговывать у хонди, – только они совершают вылазки к внешним секторам, туда, где и воздуха-то нет. Один хонди рассказывал: там под прозрачными куполами есть огромные пространства, покрытые почвенным слоем.

Мысль пробежала по кругу, вернулась к девочке.

Он все не решался спросить: как же ты выжила?

А она, похоже, ничем подобным не тяготилась. Ответила и забыла.

– Вот, – Мишель привела его к стене, указала на приоткрытый овальный люк, за которым располагалась тесная бесполезная комнатушка, заполненная древним хламом.

– Ну, и зачем мы сюда пришли?

– Можно я покажу?

– Давай, – старику отчего-то стало не по себе.

Мишель вошла внутрь, замерла, обвела взглядом сплетение толстых кабелей, затем с непонятной уверенностью коснулась ладошкой тускло отсвечивающей панели, вмонтированной в стену, с усилием стерла с нее многолетний налет пыли, открыв взгляду крохотные, подсвеченные изнутри, совершенно незнакомые Иннокентию пиктограммы, быстро коснулась нескольких в определенной последовательности.

Внезапно сыпанул сноп искр, резко запахло горелой изоляцией, раздался скрежет, даже стены и пол вздрогнули, старик непроизвольно присел, до смерти испугавшись: ц’осты строго предупреждали, если вдруг заработает какой-то древний, никогда не включавшийся раньше механизм – бегите без оглядки… но на этот раз обошлось, надрывный скрежет постепенно утих, переходя в утробный гул, лишь эхом метнулся испуганный женский вскрик, – заработал насос, и из системы разбрызгивателей во все стороны ударила вода!

Мишель, счастливо улыбаясь, выбралась наружу, отряхнула ладошки.

– Я же говорила, это просто!

Иннокентий осип от пережитого волнения.

Его скупых познаний об окружающем мире хватило, чтобы понять: насос не был сломан, к нему перестала поступать энергия, а Мишель включила резервную цепь питания, но как?! Даже морфы не обладали такой неоспоримой властью!

– Как же ты догадалась, что энергии нет? – откашлявшись, спросил он.

– Я просто посмотрела и увидела, – пожала плечами девочка.

– Что увидела?! – машинально переспросил старик.

– Не знаю. Три искорки. Так захотелось к ним прикоснуться!

– Это же опасно!

– Вовсе нет! – воскликнула Мишель.

– Ты и раньше так делала?! – строго спросил Иннокентий.

– Несколько раз, – виновато кивнула она.

К ним уже подходил народ. В основном женщины. Детишек и подростков мигом отправили по домам, надрывный скрежет, гулко отдавшийся в окрестностях, услышали все и справедливо рассудили – не к добру!

– Ты что же творишь? – вперед выступил Клавдий. – Угробить всех решил?

Иннокентий тут же сообразил: если кивнуть на Мишель, мол, это она, то молчаливая, напряженная, невежественная толпа взорвется – сразу припомнится давняя история с морфами, что принесли младенца!

– Ты, Клавдий, не в свое дело не лезь, понял?! – резко ответил он. – Я к ц’остам ходил, совета спрашивал!

Толпа сразу отхлынула, сельчане отступили, многие моментально успокоились, заспешили по своим делам, другие смотрели на Иннокентия со страхом и уважением: надо же, не побоялся!

Мишель не проронила ни звука, словно понимала двусмысленность возникшей ситуации.

– Ну, все, расходитесь по домам! Дел небось накопилось! Нечего тут глазеть да по грядкам топтаться!

* * *

– В гости пригласишь?

Мишель кивнула.

– Пойдем. Только у меня угощать нечем.

– Не беда. – Старик подобрал котомку с инструментами, которую оставил подле злополучного насоса. – Я пообедать так и не успел. – Страх отпустил, вернулось острое чувство вины перед девочкой, а она как ни в чем не бывало взяла его за руку, потянула к выходу.

– Ну, пошли!

Путь по коридору до отсека, где жила Мишель, занял всего несколько минут.

– Заходи, дедушка!

Протяжно скрипнул массивный овальный люк, Иннокентий вслед за девочкой переступил порог и вдруг оцепенел.

В небольшом скудно освещенном помещении поджидали морфы!

Мишель и сама растерялась. Она хотела убежать, но один из ц’остов проворно преградил путь.

– Останься.

Иннокентий шагнул вперед. Он уже понял, что привлекло внимание морфов.

– Мишель не виновата! Это я включил резервное питание!

Морф ему не поверил.

– Каким образом, хомо?

– Ну, там была старая панель. На ней светящиеся символы. Я коснулся их, и все заработало!

– Лжешь! Вы постоянно лжете! – Морф совершил мгновенную трансформацию, принял человеческий облик, присел перед девочкой, спросил: – Ты перераспределила энергию?

Мишель кивнула. Отпираться бесполезно. Морфы знают все – так говорила бабушка Маланья.

– Это хорошо. – Ц’осты смотрели на девочку с нескрываемым интересом, надеждой и некоторой, абсолютно несвойственной им робостью. – Она пойдет с нами.

– Нет! – резко возразил Иннокентий.

– Старик, тебе лучше посторониться, – угрожающе произнес морф.

– Мишель останется со мной!