Соловьев потянулся к бутылке, обнаружил, что она пустая, и устало махнул рукой:

– Турни. Можешь размяться немного, но не вздумай калечить. Все же Страстная пятница сегодня… или Чистый четверг?

– С утра суббота была.

– Ты еще здесь? – завопил Соловьев, после чего уставился налитыми кровью глазами на Леру. – Ни хрена у тебя не получается. Не умеешь ничего. Ступай в гостиную…

– К Янычару? – оживилась девушка.

– К бару, дура! Пузырь тащи, орешков каких-нибудь! С ума можно сойти от таких работничков бестолковых! Тот дрыхнет от зари до зари, эта еле языком ворочает, другой клоун без команды не способен ханыгу с лестницы спустить. Ну и народ, – покачал головой Соловьев, когда Лера вприпрыжку помчалась за выпивкой. – Обамы на вас нет, он бы вас живо к порядку приучил. В условиях жесточайшего, блин, экономического кризиса.

Отведя душу, Соловьев повалился на кровать и стал ждать… и дождался.

* * *

Прежде чем подняться на четвертый этаж, Таран тщательно осмотрел кабинку охранников. Запасных ключей, как он и предполагал, тут не было. Жильцы дома не настолько доверяли Петровичу и его напарникам, чтобы снабжать их ключами от квартир, где деньги лежат. Очень правильное решение. Легавые есть легавые, хоть и бывшие. Зазеваешься – пальцы оттяпают.

Открыв небольшой металлический ящичек на стене, Таран увидел там видеозаписывающую аппаратуру и уничтожил диск, хранивший информацию о том, как занемогший охранник элитного дома был отправлен к зубному врачу. Без этого диска камера на потолке могла сколько угодно пялиться на Тарана, не причиняя ему ни малейшего вреда. Подмигнув ей, он покинул опустевшую сцену.

Перед новым спектаклем было необходимо как следует войти в роль. Влив в себя граммов сто пятьдесят водки, Таран взъерошил волосы, перепачкал куртку мелом, растянул воротник свитера, а затем, поплевав на ладони, повозил им по ступенями и занялся макияжем. Убирали в элитном доме немногим лучше, чем в обычном, поэтому грим удался на славу. Брезгливо оглядев перепачканные руки, Таран приблизился к двери шестьдесят первой квартиры.

Глазок видеокамеры исключал повторение дублей, поэтому играть пришлось с полной отдачей и вживанием в образ. Побродив с бутылкой по площадке, Таран пару раз пнул соловьевскую дверь, бормоча грязные ругательства. Получилось это абсолютно естественно. Решив, что охрана медлит с ответными мерами, Таран стал пристраиваться к двери, делая вид, что готов расстегнуть ширинку.

Он уже думал, что видеокамера отключена или соловьевские молодчики плохо несут службу, когда защелкали замки и дверь распахнулась.

– Ты… – сказал Гоша, переступив порог. – Ох-х… – выдохнул он, стремительно пятясь в обратном направлении. – …уел…

Реплику он закончил, валяясь на полу с пробитым черепом. Это были последние слова в его короткой бестолковой жизни.

Перешагнув через труп, Таран вытер рукоять пистолета о пальто на вешалке и двинулся дальше.

Освещенная кухня оказалась пуста. В сортире и в ванной тоже никого не было. Зато в третьей по счету комнате Таран обнаружил совершенно голую девицу с квадратной бутылкой и здоровенного парня, свернувшегося калачиком на полукруглом кожаном диване. Девицу Таран поманил стволом пистолета, прижимая палец к губам. Когда она приблизилась с круглыми от ужаса глазами, он оглушил ее пистолетом, подхватил за талию и бесшумно опустил на пол. Проверил пульс. Ударил еще раз, чтобы напуганная дуреха не очнулась раньше времени.

Как ни старался Таран соблюдать тишину, парень на диване встрепенулся, почувствовав присутствие постороннего. Он потянулся за помповым ружьем на полу, но спросонья промахнулся, а Таран уже был тут как тут с прихваченной бутылкой виски. Удобная, увесистая, с четкими гранями из толстого стекла, она была словно специально создана для подобных случаев. Височная кость парня треснула со второго удара, после чего бутылка дважды обрушилась на подставленное темя. Пульс на этот раз Таран проверять не стал. Прежняя профессия научила его отличать живых от мертвых.

– Что за шум? – раздался далекий пьяный голос. – Лера! Гоша! Куда все запропастились, мать вашу?

– Иду! – откликнулся Таран, разгоняясь. В спальню он влетел с такой скоростью, что не успел затормозить и запрыгнул по инерции на кровать, поперек которой возлежал Соловьев в приспущенных штанах.

Многое хотелось ему сказать. О многом расспросить. Но для начала Таран ограничился тем, что пнул ногой в ненавистную харю с редким чубчиком и толстыми губами.

– Это чтобы ты не решил, что тебя разыграли, – пояснил он, стаскивая Соловьева с кровати. – На колени, сука. Догадываешься, кто я такой? Помнишь Наташу Белову?

Вид грязного, всклокоченного, небритого Тарана был грозен. Он мог бы держать в руке не взведенный пистолет, а, скажем, маникюрные ножницы, и все равно протрезвевшего Соловьева охватил бы мистический ужас. Наверное, он чувствовал бы себя увереннее на Страшном суде, очутившись лицом к лицу со своими многочисленными жертвами. Нависший над ним человек не был жертвой. Он был мстителем, палачом, и палец его лежал на спусковом крючке.

Разумеется, Соловьев повалился на колени. Разумеется, он был готов каяться и молить о прощении. Сколько угодно. Хоть до конца своих дней. Лишь бы дней этих осталось побольше. Пусть не дней… Часов… Минут… Секунд…

Таран не захотел слушать, как и зачем Соловьев в паре с Грифоном завладели общаком, хранившимся в банке Шестипалого. Не стал он выяснять и подробности смерти Наташи. Все это было в прошлом, в далеком прошлом. Тарана интересовало только настоящее.

– Кредитки, – перебил он Соловьева. – Где они?

– В кейсе. – Последовал кивок на стенной шкаф.

– Замки с циферками?

– Цифе… Что?

– Кодовые замочки? – рявкнул Таран, начиная выходить из себя.

– Да, – закивал Соловьев. – Но я не вводил шифр. Зачем? Не сейф. Портфель отверткой вскрыть можно.

– Тащи его сюда. Бегом.

Придерживая штаны, Соловьев выполнил приказ. В его взгляде читалась готовность угождать и прислуживать. Возможно, в этом и состояло его настоящее призвание. Возможно, напрасно он так рвался к власти и богатству. Из него мог бы получиться изумительный лакей. Нужно было только время от времени показывать пистолет.

– Открой, – сказал Таран, легонько пнув кейс, напоминающий какую-то деталь самолета из легкого серебристого металла.

Соловьев распахнул портфель. Его челка слиплась от пота, под редкими волосами отчетливо проступила залысина.

– Карточки с сопроводительными документами сюда, – велел Таран.

Получив требуемое, он пересчитал длинные узкие конверты. Их было ровно двадцать. В каждом хранился яркий пластиковый прямоугольничек и листок с реквизитами и кодами. На всякий случай Таран позвонил Шестипалому и подробно расспросил, как выглядит содержимое конверта, и удовлетворенно хмыкнул.