Дома Майкл, приняв Джека из рук Егора, сразу же уложил его на лежанку. Когда-то в молодости Майкл учился в ветеринарном колледже – учебу он так и не закончил, но кое-какие знания с тех времен остались. Поэтому в ветклинику мы обращались только для получения необходимых справок и прививок, а в остальном Майкл справлялся сам. Вот и сейчас он провел тщательный, – насколько это было возможно в домашних условиях, – осмотр Джека.

– Переломов нет, – констатировал он в итоге. – Только сильный ушиб. Полежит пару-тройку дней – оклемается. Да, Джек?

Тот в ответ только вяло вильнул хвостом.

– А теперь, – взгляд Майкла скользнул по Егору и обратился ко мне. – Может, вы объясните, что произошло?

Майкл нечасто говорил со мной в таком тоне. Бережное отношение к животным я переняла от него, так что сейчас он был крайне сердит, хотя и сохранял видимое спокойствие.

– Мы были в лесу, – ответил вместо меня Егор. – Джек на некоторое время пропал из виду, а потом мы услышали его лай. Нашли его, лежащим на земле, уже в таком состоянии. Возможно, на него напал какой-то зверь… в последнее время мой отец находит много пострадавших животных.

– По-вашему, это похоже на нападение дикого зверя, молодой человек? – Майкл выразительно приподнял бровь. – На теле Джека нет ни укусов, ни следов от когтей. Ушиб – совершенно нетипичная травма для такого случая, вы не находите?

Егор показательно развел руками:

– Другого объяснения у меня нет. Разве что ваш пес ударился самостоятельно.

Вторая версия звучала еще сомнительнее первой. Но, как правильно заметил Егор, другого объяснения он дать не мог. Потому что третье – настоящее, прозвучало бы абсурднее двух вместе взятых.

В отличие от меня, Егор врать умел. Наверное, самая лучшая ложь – это ложь, основанная на правде. И Майкл, даже если не до конца в нее поверил, расспросы прекратил. Только покачал головой, вздохнул, глядя на Джека, и позвал нас на кухню. Там он занялся приготовлением какой-то специальной мази, а мне поручил напоить гостя чаем.

Егор попытался отказаться, но я настояла.

В итоге мы пили кофе. К нему я поставила на стол оставшийся тыквенный пирог и по-быстрому сооруженные сэндвичи. У меня аппетит отсутствовал, а вот Егор ел неожиданно много. Когда Майкл вышел из кухни, отправившись к Джеку, он пояснил, что после взаимодействия с низшими всегда испытывает сильный голод.

– А кровь? – негромко, чтобы не услышал Майкл, спросила я.

Прожевав последний кусочек последнего сэндвича, Егор чуть пожал плечами:

– Так происходит, когда имеешь дело с сильными низшими. Не уверен, что без твоей помощи вообще сумел бы ее отогнать.

– Без моей помощи? – удивилась я.

– Низшие опасаются русалок, – пояснил Егор. – Конечно, все зависит от силы конкретного низшего и конкретной русалки, но в целом это так. Пока ты еще человек, они безбоязненно появляются рядом. Но чем ближе грядущее полнолуние, тем больше вероятность, что ты даже сейчас сможешь на них повлиять. Низшие чувствуют страх, могут питаться им, как одним из сильнейших чувств. Даже способны вызывать его, посылая пугающие видения. А ты сегодня не боялась. И проявила силу, приказав той низшей уйти. Можно считать, нам обоим повезло оказаться вместе.

Я задумалась. Вспомнилось, как одной ночью «девочка» появилась за окном нашей гостиной. Тогда я тоже усердно старалась подавить страх и велела ей убираться. И она правда вскоре ушла… Что ж, вот мне еще одна мотивация не позволять страхам брать над собой верх.

После ухода Егора я сидела рядом с Джеком, устроившись прямо на полу. Прилегла на принесенную подушку и, периодически осторожно его поглаживая, листала ленты соцсетей. В какой-то момент, поддавшись внезапному порыву, зашла в инстаграм Насти. Вообще-то я делала это крайне редко, чтобы лишний раз не трепать себе нервы. А сейчас что-то захотелось…

И я увидела то, что ожидала, хотя надеялась на обратное.

Последняя публикация была выложена вчера – это было селфи, на котором Настя широко улыбалась, обнимая моего отца. Они стояли на берегу лазурного океана, а отмеченная геоточка сообщала, что фото сделано на Мальдивах.

Страничка Насти была популярна. Собственно, она и являлась основным источником ее дохода. Более трехсот тысяч подписчиков, куча комментариев и лайков под постами с умными, надо признать, высказываниями…

Настя была красива, уверена в себе и предприимчива, чем с успехом пользовалась. Но каждый раз, глядя на нее, я не могла избавиться от ощущения, что все это – просто маска, под которой скрывается отвратительная сущность. Я понимала, что сужу о ней предвзято и, скорее всего, ошибаюсь, но поделать с собой ничего не могла.

А папа рядом с ней на фото такой счастливый, загорелый…

Показалось, что забарабанивший в окно дождь начался в моей душе.

Выйдя из инстаграма, я ответила на пару прилетевших сообщений, еще немного посидела с Джеком и решила заняться делом. Уборка – отличный способ снять стресс.

Следующую пару часов я пылесосила, мыла полы, тщательно протирала пыль и поливала комнатные цветы. Потом взялась за стирку. Перебрала вещи, загрузила стиралку, а потом мне на глаза внезапно попался старый плюшевый медведь. Забрав его с чердака и показав Майклу, я как-то совсем о нем забыла.

Взяв игрушку, повертела ее в руках и, чихнув от специфического запаха, решила заодно постирать и ее. Я уже почти забросила медведя к остальным вещам, когда пальцы неожиданно нащупали на нем что-то твердое.

Это оказался крошечный и надломленный язычок замка, который я не замечала прежде. В медведе имелась тонкая, скрытая ворсинками молния, расстегнув которую я обнаружила своего рода карман. А в нем, к моему удивлению, оказалась тетрадь. Самая обычная – полу-общая, в клеточку, с ничем непримечательной синей обложкой. Как и от медведя, от нее пахло сыростью и пылью.

Еще не раскрыв тетрадь, я уже знала, чем она окажется. И в своих ожиданиях не обманулась – это было что-то вроде дневника. Не глядя сунув медведя к остальным вещам, я включила стиральную машинку и, присев на стул, начала читать.

Почерк у мамы был не очень красивый, но разборчивый. Все записи были датированы, а первая из них сделана восемнадцатого марта тысяча девятьсот девяноста четвертого года.

Состояла она всего из пары строк:

«Уже третий день чувствую себя странно. Все время хочу пить, мучают боли – особенно в ногах. Ночь с пятнадцатого на шестнадцатое так и не вспомнила…»

Следующая была сделана через неделю и отличалась еще большей лаконичностью:

«Все плохо. Кажется, будто я умираю».

Третья – через десять дней после второй, и текста в ней было на порядок больше:

«Наверное, никогда к этому не привыкну. Да и как можно привыкнуть к мысли, что ты – сверхъестественное существо? Русалка. Даже писать об этом странно. Хорошо, что есть Евдокия, она мне все понемногу рассказывает. Однажды она увидела, как мне плохо – это у пруда было, и все про меня поняла. Я брожу по ночам. Научилась петь, хотя никогда не умела. И пение у меня странное, без слов, просто звуки какие-то… русалье, как его называет Евдокия. Говорит, оно у меня на какой-то особой звуковой частоте – или как там это правильно называется? – происходит. Оттого и гипнотический от него эффект.