Легко разгадав мои опасения, Егор тут же их развенчал:

– Отец сейчас на обходе, вернется ближе к ночи, – он протянул мне руку и с усмешкой спросил: – Ну что, рискнешь сунуться в логово страшного черного стража?

Поколебавшись считанные секунды, я решительно взялась за протянутую руку и, поднявшись с места, иронично поинтересовалась:

– А ты не боишься приглашать в свой дом русалку, черный страж?

– Пока вижу здесь только человека, – быстро нашелся с ответом Егор. – До русалки еще нужно дорасти.

В этой небольшой пикировке победа явно осталась за ним, и я, неопределенно хмыкнув, направилась к брошенному на земле байку.

Из-за отложившегося в памяти образа папы Егора, мне почему-то представлялось, что и их дом будет соответствующим. Что он окажется затерянной в лесу сторожкой – покосившейся и неопрятной.

Но реальность сильно отличалась от картинки в моем воображения.

Дом оказался именно домом, а не сторожкой. И совсем не покосившимся, а даже наоборот. Он был одноэтажным, сложенным из добротного древесного сруба и встречающим гостей широкой террасой.

Изнутри он тоже оказался довольно симпатичным. Не считая ванной и кухни, здесь имелось три комнаты, одна из которой находилась в распоряжении Егора. Проходя через зал, я отметила слегка потертый клетчатый диван, на полу перед которым расстилалась волчья шкура, и старый телевизор, напоминающий квадратную коробку.

В комнате Егора царил творческий беспорядок. Да, пожалуй, именно так я бы назвала этот небольшой хаос.

На компьютерном столе лежал ворох рисунков, торчали листы бумаги и из большой, прислоненной к стене папке. В углу, за застеленной темным пледом кроватью, примостился самый настоящий мольберт, а у него – ящик с масляными красками.

– Извини, у меня тут вечно бардак, – взяв висящий на стуле свитер, Егор быстро запихнул его в шкаф.

Впервые мне доводилось видеть, как он испытывает некоторую неловкость.

– У тебя здесь уютно, – заметила я, ничуть не покривив душой.

Хотя я сама любила порядок, идеально вылизанные помещения, где все лежит на своем месте, всегда казались мне какими-то искусственными. Красивыми, но холодными и лишенными души картинками, которыми можно любоваться, но в которых некомфортно жить.

– Можно взглянуть? – я кивнула на разбросанные по столу рисунки.

– На самом деле, я для этого тебя сюда и позвал, – удивил Егор. – Хочу кое-что показать.

Достав из тумбочки небольшую флягу, он приблизился к столу, разворошил рисунки и выбрал один из них. Затем отодвинул лишние в сторону и, положив его на освободившееся место, жестом велел мне подойти ближе.

В отличие от многих других, этот рисунок был не карандашным, а акварельным. Это был летний пейзаж, на котором изображалась часть озера, лес и убегающая вдаль дорога. В картине прекрасно чувствовались настроение и свет. Она вся казалась пронизанной лучами солнца, проникающего сквозь кроны нарисованных деревьев.

Когда Егор открыл фляжку, я еще не поняла, что он собирается сделать. А когда из фляжки вдруг побежала вода, капая прямо на рисунок, я непроизвольно ахнула и едва машинально не оттолкнула Егора.

Он же сейчас все испортит!

Но не успела я опомниться, как с водой начало происходить нечто странное. Вместо того чтобы растечься и смазать краски, она стала словно бы обволакивать бумажный лист. Окутывать его, как тонкая прозрачная пленка.

А затем что-то странное начало происходить уже с самим рисунком. И ахала я уже не от испуга, а от граничащего с потрясением изумления.

Рисунок оживал. Буквально.

Склонившись над ним, я вдруг почувствовала коснувшийся лица теплый ветер, принесший запах травы и луговых цветов. Увидела, как изображенная на бумаге трава колышется, и акварельные мазки все больше походят на настоящие травинки. Как подрагивают солнечные блики и покачиваются древесные кроны. Услышала стрекот кузнечиков и пение птиц, среди которых выделялось кукование кукушки. По озеру от ветра бежала легкая рябь, и если присмотреться, можно было заметить скользящих по воде водомерок…

– Как это? – ошарашенно выдохнула я. – Что за трюк?

– Никакого трюка, – ровно ответил Егор. – Просто память. Я написал этот пейзаж, разводя краски особой водой. Сейчас этой же водой оживил запечатленный в памяти момент.

Чувствуя себя глупым попугаем, я повторила:

– Как это возможно?

– Вода обладает памятью, – Егор посмотрел мне в лицо. – Она запоминает не только события, но и все, что ты ей говоришь. Меняет свою структуру в зависимости от направленной на нее энергии. Самый банальный пример: поставишь на стол стакан с водой и будешь на него ругаться, кристаллы воды исказятся, станут уродливыми. Выпьешь такую воду – можешь заболеть. Будешь говорить ей что-то приятное или включать классическую музыку – кристаллы станут подобны прекрасным и симметричным снежинкам. Вода, с помощью которой я рисовал – из озера. Кроме того, я вложил в нее свою энергию, нацеленную на определенный результат. Собственно, сейчас результат налицо.

Звучало местами сложно, но суть я уловила.

– Такой же водой ты напоил меня в тот раз, когда мне стало плохо в лесу?

– Да, – подтвердил Егор. – Только зарядил ее на снятие боли.

Что ж, видимо, не зря всякие экстрасенсы и гадалки зачастую используют в своих обрядах воду. Только большинство просто делает вид, что ее заряжает, а вот Егор по-настоящему умеет это делать.

Больше ничего не говоря, я неотрывно смотрела на то, что не могла назвать иначе, как чудом. Хотя, если задуматься, то что такое чудо? То, что человек не может объяснить. Но я всегда склонялась к мысли, что не бывает ничего необъяснимого. Есть то, что мы не можем понять в данный момент времени. Кто знает, вдруг через лет сто вот такие вот фокусы с водой станут общеизвестны и перестанут восприниматься как что-то необычное?

Когда спустя некоторое время Егор смахнул воду с рисунка, тот вернулся в свое первоначальное состояние. Оживший момент времени снова стал мазками акварели, оставленными на бумаге рукой талантливого художника.

Чуть позже мы сидели на кровати и пили принесенный Егором кофе вприкуску с магазинными сухариками.

– У тебя талант, – не могла не заметить я и, кивнув на мольберт, поинтересовалась: – Ты и маслом пишешь?

– Редко, – Егор сделал глоток кофе. – Под настроение. Мне больше нравится графика. Сейчас все в основном предпочитают графические планшеты, а мне ближе простая бумага и карандаш… хотя планшет тоже есть. Прошлым летом, еще когда супермаркет только строили, напросился в бригаду. Какая-никакая, а подработка. На бюджетный планшет хватило.

Я на мгновение почувствовала неловкость. Мне-то никогда не приходилось работать, чтобы купить то, что хочется… времени мне папа не уделял, но кредитка с круглой суммой в моем распоряжении была всегда.