— А дети? Дети же могут продолжать дело отца, правда? — вкрадчиво проговорил Толик.

— Да разве сегодняшней молодежи это нужно? — махнул рукой Николай Степанович. — Собранные материалы его сын, конечно, сохранит, но сделать то, что собирался сделать его отец, не сможет, он не специалист. Да и вряд ли ему это нужно. У молодых сейчас другие интересы. Ну да что я тебе голову морочу, ты же не затем сюда пришел.

Толик встрепенулся.

— Отчего же, Николай Степанович, мне интересно, — скороговоркой проворковал он, боясь спугнуть удачу. — Я, между прочим, в прошлом году участвовал в реконструкции битвы за город. На Набережной. Вы ходили смотреть?

— Конечно ходил! — воскликнул пенсионер, одобрительно глядя на своего гостя. — Здорово реконструкцию сделали! Хоть и мороз был ниже двадцати, а я всю битву отстоял. Наливочка помогла, а то бы околел.

Чекист заулыбался приятному воспоминанию, и по всему было видно, готов был окунуться в дальнейшие патриотические рассуждения.

— А вы говорите, у молодых другие интересы, — закинул удочку Толик, — а ведь реконструкцию делали как раз молодые. Славные ребята, между прочим. Так что и наследство Тимофея Нестроева вполне возможно будет в надежных руках…

— Это в Димкиных, что ли? — отмахнулся старик. — Вряд ли. Он больше по женской части специалист, по-моему. У него отец только умер, а он уже бегает по городу, телок своих ищет.

— А вы что, недавно его видели? — как бы между прочим спросил Толик.

— Да, недавно, как раз в тот день, когда убийство было, — махнул рукой Николай Степанович. — Он тут в адресах запутался, не мог какой-то дом найти. А я из магазина шел, ну мы помянули отца одной рюмкой, да он и побежал себе…

— А когда? Когда это было? — выдохнул Толик.

— Точно не скажу, но в первой половине дня, — ответил пенсионер. — Вернее сказать, еще до полудня. А на твой вопрос отвечу так: больше мы тогда тут никого и не видели, правда, Катенька? Летом все разъезжаются кто куда, кто за границу, кто за город. Тут тихо, спокойно.

Сергей Алексеевич решил, что обязательно будет сам лично участвовать в проведении обыска. Ему хотелось понаблюдать Софью Волкову вблизи и не у себя в кабинете. Женщина, в общем и целом, была ему симпатична. Мягкий овал лица, правильные, приятные черты, чистая кожа. И глаза у нее красивые: брови и ресницы от природы очень черные, густые, а радужная оболочка совсем светлая, с легким фиалковым оттенком. Сейчас редко встретишь такую женщину.

Современные женщины казались Сергею Алексеевичу слишком агрессивными. Во всем: в одежде, прическах, макияже. Сегодня слабый пол всеми силами доказывал свою силу и независимость: яркими красками, броской одеждой и аксессуарами. Особенно Поповкина удивляла мода на ногти: длиннющие, как турецкие ятаганы, раскрашенные в разные цвета, с чудовищно безвкусными рисунками. Такие ногти, как ему представлялось, пошли бы злым феям из сказок. А их сейчас носят все подряд. Даже вполне приличные женщины.

У Сони Волковой ногти были свои, не искусственные, короткие и даже не накрашенные, и это почему-то усиливало общий эффект беззащитности, присущий этой женщине. С ногтями понятно — она, пианистка, но и волосы она красит в естественный цвет. Да и делает это наверное, только чтобы скрыть появляющуюся седину. Цвет краски мягкий, спокойный, русый с пепельным оттенком. Интересная женщина. Нежная, мягкая. Уголки губ такие трогательные на вид, хотя ей уже за сорок.

Все бы нравилось в ней Сергею Алексеевичу, если бы не убеждение в том, что Софья Волкова говорит ему неправду.

Она сообщила следствию, что в последний раз видела мужа за неделю до его смерти, когда забирала из дома оставшиеся вещи. Разговор у них был короткий, и случился на улице, перед домом, где она столкнулась с Павлом. Занял разговор меньше минуты. Говорить им было не о чем.

На другие вопросы о жизни своего мужа Соня отвечала совсем иначе. По-другому смотрела, темп речи был другим. А тут будто боялась сбиться или сказать что-то не то. Видно, не обучена врать Софья Михайловна, с большим трудом дается ей этот процесс. Но зачем она врет, что скрывает? Сергей Алексеевич надеялся теперь прояснить этот вопрос.

На передней поверхности телефонного аппарата, который Толик Цветков нашел в заброшенном доме, имелся очень четкий отпечаток большого пальца. Софья Михайловна, как и другие члены семьи, была дактилоскопирована с самого начала, так что сравнительный анализ отпечатков для эксперта оказался делом совсем несложным. На корпусе имелись и другие отпечатки, детские, но последний, самый яркий, «жирный» след оставил большой палец Сониной руки.

Теперь картинка начала складываться. И вещественной находке при таком раскладе находилось вполне понятное объяснение. Стул, на котором сидел Павел Волков и с которого он упал, получив пулю в глаз, находился в непосредственной близости от кухонной мебели. То есть Волков сидел боком по отношению к горизонтальным кухонным панелям. Рядом с плитой стоял набор ножей. Набор красивый, выполняющий не только свою прямую функцию, но и служащий украшением.

При первичном осмотре места происшествия на рукоятке одного из ножей были обнаружены женские волосы. Всего несколько волосинок, но вполне пригодных для анализа. Сергей Алексеевич еще тогда написал постановление об изъятии образцов крови для сравнительного анализа у жены потерпевшего. Тогда следователь объяснил это формальной необходимостью, о находке Софья Михайловна ничего не знала. Просто так положено: раз она жила в доме, значит, оставляла свои следы, значит, следствие должно знать, где следы домочадцев, а где чужие. Чтобы их различить, нужно иметь образцы.

И без эксперта, который еще только колдовал над материалом, следователь понял, чьи это волосы. Цвет — светлый, с пепельным оттенком — полностью совпадал с цветом волос Софьи. Экспертиза должна была ответить на более сложный вопрос: когда эти волосы оказались на ноже.

Хотя Сергей Алексеевич догадывался об ответе. Если Софья оставила их за неделю до гибели мужа, значит, Волков вообще не пользовался кухней, ножами в том числе. Не могли волоски, зацепившиеся за предмет, остаться на нем, если предметом пользовались. А Волков пользовался кухней, это было однозначно установлено. Он, конечно, не варил себе щей, но в холодильнике имелся холостяцкий набор продуктов: сосиски, буженина, яйца, овощи. В микроволновке стояла несъеденная половинка пиццы.

Сергей Алексеевич предполагал, как попали на кухонный нож волоски: Волков мог разговаривать с женой на повышенных тонах, между почти что бывшими супругами могла возникнуть ссора, Волков ударил Соню или только попытался это сделать. Она резко дернула головой… Или он схватил ее за голову, за волосы… Или он ее толкнул… Могло быть по-всякому.

Но тогда выходило, что именно Софья видела Павла Волкова последней. И между ними возник конфликт. В эту картину идеально укладывалась и находка Толика Цветкова. Во время потасовки телефон выпал у нее из рук, кусочек отломился… После того как все было кончено, Софья воспользовалась тропинкой, ведущей на набережную (кому, как не ей, знать все местные тропки?), захотела позвонить и увидела, что часть панели отломилась, испугалась и выбросила испорченный телефон. Все логично. Все складывается. Как ни печально это признавать. Оставалось найти пистолет.