«Нет, так не пойдет», — подумал он и вернулся назад. Снова поднял прут, которым только что орудовал, и стал перебирать выброшенные вещи. Попадалось разное: старая, источенная кошачьими когтями пуховая шаль, вышедший в тираж, облупленный чайник, раскрытая коробка с вывалившимися из нее шашками… Здесь валялось что угодно, но травматического пистолета «Гроза» не было. Толик, продолжая крутить прут в руке, пошел дальше. Если бы удача была так проста, чтобы даваться в руки сразу, нисколько не кобенясь и не кокетничая…

Больше тропа не петляла, теперь она шла вдоль старых, заброшенных домов, обещая через несколько десятков метров привести к вполне цивильной улочке. Здесь дома уже нежилые, люди давно продали свои участки, переселились куда-то, затерялись в густых и душных городских дебрях, оставив свои жилища догнивать, дожидаясь, пока сюда не придет строительная компания, специализирующаяся на элитном жилье, не разровняет землю, не сотрет с ее лица отжившие свое стены, не начнет строить коттеджи на несколько квартир с просторными комнатами и столь высоко ценящимся ныне видом на водохранилище.

Толик почувствовал острый укол ностальгии. А ведь здесь раньше кто-то жил, и вот на этой облупленной скамеечке когда-то сидела чья-то бабушка, гладила кошку и вспоминала что-то свое, совсем далекое, затерянное в бесконечном пространстве и времени.

Толик потрогал рукой скамеечку, на которой остались лишь редкие следы зеленоватой краски. Шатается, садиться на нее не стоит. Он хоть и весит всего 75 килограммов, но уж больно шаткая деревяшка — не выдержит. Выкурить сигарету и поразмышлять можно и стоя. А потом он двинется дальше.

По левую руку от него стоял древний деревянный домик. Стекол не было, крыша давно съехала. Очень маленький и со стороны похожий на беззубую старушку в сбившейся набок косынке. Неужели раньше людям нужно было меньше места для жизни? Комнатушки через окна проглядывали совсем крохотные.

Толик подошел поближе, потрогал рукой шаткое строение. На подоконнике валялся комок, оказавшийся при рассмотрении сбитым в кучу старым тюлем. Солнечные лучи падали на голые стены, дощатый пол. На стене висело зеркало, все в черных разводах. Под зеркалом мерцал какой-то металлический предмет. И этот предмет резко нарушал гармоничную картину усопшего человеческого жилья. Толик согнул шею, чтобы войти, не ударившись о косяк, два раза громко чихнул, вдохнув облако пыли, и поднял предмет с пола. Под солнечным лучиком блестел нарядной крышкой довольно новый сотовый телефон. Модель не ахти какая дорогая, но и не дешевая, тысяч десять стоит, не меньше. Почти новый телефон, только от передней панели откололся кусок блестящего пластика. Фрагмент в виде скобки. Точно такой же, какой нашли рядом с телом убитого Павла Волкова.

Толик уже понял, что, даже если разберет домик по деревяшке, пистолета здесь не найдет. Здесь выбросили телефон, когда обнаружилось, что он расколот. Человек, который это сделал, по всей видимости, достал аппарат, чтобы посмотреть время или позвонить, увидел, что телефон поврежден, и сразу понял, где остался отколотый кусочек. Из аппарата вынули сим-карту и карту памяти и выкинули, считая, что это вполне надежное место погребения. Значит, где-то рядом могли выбросить и пистолет.

Но по мере дальнейшего продвижения по тропинке, надежды Толика Цветкова сбрасывали крылья одно за другим. Впереди замаячило водохранилище. Вот оно — идеальное место для пистолета, из которого только что был убит человек. Перегнулся через парапет, сделал одно движение — и все, концы в воду. Можно будет, конечно, подключить ребят и еще раз здесь как следует поискать, но надежды мало.

Толик решил вернуться к тому, с чего начал — поиску свидетелей. Он проделал весь путь наверх по нормальной, асфальтированной улице и снова оказался у храма Казанской Божьей Матери. До улицы Вишневой совсем близко. Тихое место. Уютное, благостное. Много зелени, купол церкви сверкает золотом, местные собаки нежатся, подставив кудластые брюшки солнечным лучам. Картина из его, Толика, детства.

Если повернуть направо, то он попадет в ту часть улицы, где находится дом Волкова. Он повернул налево.

Первый же дворик показался ему очень приветливым. Дом был небогатым, непомпезным и неновым, обычный двухэтажный добротный дом. Большой двор, который охраняла огромная собака с добрыми блестящими глазами. При приближении Толика она залаяла, впрочем, очень дружелюбно, не для того, чтобы напугать непрошеного гостя, а, скорее, чтобы привлечь внимание хозяев.

Толик мялся у калитки, пока на пороге дома не появилась пожилая женщина, показавшая жестом, что он может пройти. Оперативник представился, объяснил цель своего прихода, женщина понимающе закивала. Через минуту из дома вышел мужчина, пожилой, военной выправки, пожал Толику руку и пригласил присесть.

Цветков с удовольствием занял плетеное кресло у круглого летнего стола, и, пока он озирался вокруг, хозяйка поставила на стол чайник и чашки, вазочку с кизиловым вареньем.

— И наливочки нам принеси, — указал на недосмотр ее муж, — человек на службе тоже может чуток отдохнуть. Я смотрю, ты весь пыльный и потный, небось весь день по нашим окрестностям лазаешь.

Хозяин улыбнулся, улыбнулся и Толик. Он любил таких простых и внимательных людей, которые видят не только себя, но и окружающих. Между прочим, самые лучшие свидетели. Они разговорились, Николай Степанович оказался наблюдательным не по характеру, а в силу профессиональной привычки, поскольку раньше служил в КГБ.

— Здесь вообще-то народу ходит мало, — сказал он, — справа, на той стороне, сплошь богачи всякие живут, кто там будет шастать? Они прошелестят на своих «Мерседесах», да и все. Ну, прислуга пройдет, ну бабы их в церковь иногда ходят. А так на той стороне совсем тихо. Наша сторона, что слева от церкви, раньше застраивалась, тут дома совсем ветхие были, новые стали ставить в восьмидесятых годах, в девяностые. У нас тут поживее, участки поменьше, народу побольше. Детей тут у нас много. А в той стороне и детей почти нет, если есть, то большие. Можешь два часа сидеть, а ни одного человека мимо не пройдет. Давай-ка я еще по рюмочке налью, сам видишь, наливка у меня фирменная, домашнего приготовления.

Толик не отказался.

— Мне наши места очень нравятся, — пригубив напитка, сказал хозяин, — тут ведь места исторические, можно сказать.

Оказалось, что Николай Степанович на пенсии стал активно заниматься военной историей родного края, принимал активное участие в создании музея и работе местного «Мемориала». Толик испугался. Если старика вывезет на военно-патриотическую тему, уйти ему придется не скоро. Однако Николай Степанович неожиданно умолк и поджал губы.

— Давай-ка, парень, помянем хорошего человека, настоящего товарища, не то что все нынешние…

— У вас кто-то умер? — участливо осведомился Толик.

— Тимофей Ильич Нестроев умер, — покачал головой бывший чекист. — Замечательнейший был человек! Благодаря ему был создан музей, а какой у него был материал! Он ведь новую книгу писать хотел. А теперь вот некому.

Толику фамилия показалась смутно знакомой. Только имя было другое. Не Тимофей Ильич. Какой-то другой Нестроев. И когда он слышал это имя? И в связи с чем? Ах да, этот персонаж всплывал, когда отрабатывали «служебную» версию по Волкову. Задерживали парня за посредничество при передаче взятки должностному лицу… Стоп-стоп. Вот про кого говорит чекист, интересно.