Кира влетела в медпункт.

– Дальше я расскажу, можно? Мы обрадовались, решили, крысаспохватится и вернется за ключами. Вот тогда и заставим ее раскошелиться.Напугала больного ребенка, теперь расплачивайся. Леше вещи нужны, у него ничегонет, одни обноски. Ждали-ждали и не поймали, прямо обидно! Я весь день в окноглядела, думала, сейчас она прикатит, а потом у Леночки Малышевой температураподнялась…

Пришлось Кире бросить слежку за улицей и заниматься своимипрямыми профессиональными обязанностями: сначала укладывать малышку в бокс,потом звонить ее родителям, затем сидеть около девочки. В общем, когда Кира,убедившись, что ребенок заснул, вновь пошла в младшую группу и выглянула вокно, ее охватил приступ злобы: красный «Мерседес» стоял на своем месте. Отподобной наглости автомобилевладелицы вышла из себя даже обычно спокойная АринаЯковлевна.

– Ну сейчас ей мало не покажется, – прошипела заведующая иушла, прихватив с собой ключницу.

Вернулась она в недоумении. Малика впустила ее в квартиру,спокойно выслушала гневную речь и ответила:

– Вы ошибаетесь. Моя машина не выезжала со двора. Я встала кмольберту около половины одиннадцатого и весь день не выходила из мастерской.

Арина Яковлевна не успела раскрыть рта, как художницараспахнула дверь в комнату, и заведующая увидела, что посреди помещения вбольшом старинном кресле сидит женщина. Более того, Арина Яковлевна великолепнознала ее – Алла Шлягина, мать Кати Шлягиной, посещающей младшую группу яслей.

– Алла Евгеньевна, – попросила Малика, – скажите, когда инасколько я сегодня уходила?

– Так тут весь день стоите, – растерянно ответила Шлягина, –даже чай пить не стали.

Портретистка повернулась к заведующей:

– Вопрос исчерпан?

– Да не вы за рулем сидели, девушка молоденькая,блондиночка.

– Неправда, – отрезала Малика, – такое невозможно.

– Я видела собственными глазами.

– Не может быть.

Арина Яковлевна буквально ткнула наглой художнице под носпанду.

– Она еще ключи потеряла, теперь домой не попадет.

Малика взяла игрушку, брезгливо повертела ее в руках, потомвернула заведующей, раскрыла роскошную сумку из крокодиловой кожи, вытащилаколечко с золотым брелоком, на котором покачивались ключи, и сообщила:

– Моя связка на месте, и потом, мне и в голову бы не пришлоиспользовать подобный футляр.

– Так я не говорю, что мишка ваш, – сопротивлялась АринаЯковлевна, – он принадлежит той особе, что сегодня каталась на вашей машине.

– Уходите, – велела Малика. – Мне надо работать. Мой «мерс»никто не использует.

– Паркуете машину под окнами яслей!

– Там нет знака, запрещающего стоянку, – отбила мяч Малика.

– Ну погоди, – не выдержала Арина Яковлевна, – плохо тебебудет. На «мерсе» катаешься, а больному ребенку денег на одежду пожалела!

– С какой стати я должна давать хоть копейку? – взвиласьМалика.

– Он из-за твоего «мерина» заболел! Еще раз поставишьавтомобиль на тротуар, мы тебе на капот кирпич сбросим.

Малика слегка покраснела, но голос ее звучал спокойно:

– Можете хоть завалить кабриолет камнями, куплю себе новый,а вот от ваших яслей ничего не останется. Скажу мужу, и сначала его ребята окнаперебьют, а потом и тобой займутся, вымогательница, в подъезде прижмут иголовой о батарею приложат. Иди вон, пока милицию не позвала. Еще доказатьнадо, что ребенок из-за моей машины заболел, а то, что ты тут стоишь и мнеугрожаешь, Алла Евгеньевна подтвердит. Ведь правда?

И Малика повернулась к женщине, сидевшей в кресле. Тарастерянно кивнула и пробормотала:

– Идите, Арина Яковлевна, лучше на работу, Малика Юсуповнаправда никуда не выходила, напутали вы что-то!

Пришлось Арине Яковлевне уйти несолоно хлебавши.

– Где живет эта Алла Евгеньевна? – поинтересовалась я.

– А в нашем доме, во втором подъезде, – пояснила заведующая,– квартира тридцать пять.

Я забрала у женщин ключницу, строго-настрого велела им нерассказывать никому о моем визите и, пообещав непременно посадить за решеткуМалику Юсуповну, пошла искать тридцать пятую квартиру.

– Кто там? – бдительно раздалось из-за двери.

– Алла Евгеньевна дома?

– А зачем она вам? – упорствовала женщина, не открываястворку.

– Меня Арина Яковлевна прислала, заведующая яслями, кудаходит ваша дочь.

Загремела цепочка, залязгали замки, и на пороге появиласьмолодая женщина, худая, даже тощая, с изможденным лицом. Одета она была вгрязные, некогда ярко-красные брюки и застиранную футболку.

– Девка заболела? – спросила она и отступила в глубьприхожей.

– С девочкой все в полном порядке, – быстро сказала я.

– Тогда чего?

– Можно войти?

– Ну идите, – с явной неохотой пробормотала Алла, – если выпо поводу оплаты, так я уже снесла квитанцию бывшему мужу, он ее и погасит. Выне имеете права девку из яслей выгнать, потому что не частники, государственноеучреждение, я свои права знаю.

Продолжая бормотать, она вошла в комнату, служащую в этойквартире спальней, гостиной и детской одновременно. Диван, разложенный у стены,топорщился пледом в не слишком чистом пододеяльнике, на полу валялись журналы«Лиза», «Космополитен» и стояла чашка с остатками кофе. В углу мерцал синимсветом телевизор. В комнате было душно и холодно одновременно, в воздухе виселзапах окурков, и в этом не было ничего удивительного, потому что на обеденномстоле, между масленкой и сахарницей, стояла большая пепельница, доверху набитаябычками. Занавески, вернее две серые от пыли тряпки, болтались по краямоблупившейся рамы, из щелей торчали куски смятой газеты.

– Так чего надо? – еще раз спросила Алла, плюхаясь прямо нанезастеленный диван. – Если деньги собираете на игрушки или дополнительныезанятия, то зря пришли. Безработная я, живу впроголодь.

Да уж! Однако на кофе, сигареты и журналы хватает!

– Что же не устроитесь на службу? – вырвалось у меня.