Девушка осеклась:

– Да?

Я повернула голову и увидела, что в окне, расположенном напервом этаже, распахнулась форточка, а в ней торчит голова женщины летшестидесяти.

– Не она, – повторила голова, – та черная, на воронусмахивает, в пятом подъезде живет.

Кира ткнула пальцем в красный «Мерседес»:

– Это ваша машина?

– Нет.

– Извините, пожалуйста, но вы стоите около нее, – началаоправдываться девушка, – я подумала, раз рядом находитесь, то «мерин» ваш.

– Я просто притормозила передохнуть, сердце прихватило, –соврала я.

Честно говоря, даже не знаю, в какой стороне груди находитсяглавный орган сердечно-сосудистой системы, кажется, слева. А может, справа?Нет, там печень, то есть не там, а ниже. Наверное, вам это покажется странным,но печень у меня никогда не болит, впрочем, желудок и прочие части тела тоже.Вот голова иногда подводит…

– Это на перемену погоды, – сказала Кира, – с ума сойтиможно! То дождь, то снег, то солнце, лошадь и та не выдержит. Хотите я вамвалокординчика накапаю? У меня в медпункте есть.

– Большое спасибо, – улыбнулась я и пошла за медсестрой.

В чистеньком кабинетике мне поднесли мензурку состропахнущей жидкостью и заботливо усадили на стул.

– Представляю, как вас этот «Мерседес» раздражает, – завелая разговор.

Кира всплеснула руками:

– И не говорите! Сколько раз просили, не паркуйте подокнами, дети тут! Без толку, как не понимает. И ведь она одна такая! Большеникто тут машины не ставит.

– А чего ей наши ребята, – пропыхтела, входя в медпункт,тетка, ранее торчавшая в форточке, – машину свою бережет, боится небось, чтопомнут, вот и запихивает в безопасное место, на тротуар, да в угол, лучшепарковки во всем дворе нет!

– Это Арина Яковлевна, заведующая, – пояснила Кира.

– Вы уж нас извините, – продолжила Арина Яковлевна, –наскочили, накричали.

– Очень хорошо вас понимаю, – кивнула я, – крайне неприятно,когда под окном грязь и шум.

– Нам даже детей некуда погулять вывести, – сердилась Кира,– была площадка, но ее отобрали. Нет, надо этой бабе на капот кирпич сбросить.Не поймет – еще раз камнем заехать, живо скумекает, что к чему, и прекратит тутпарковаться.

– Ремонт «Мерседеса» дорого стоит, – предостерегла ямедсестру, – если владелица обратится в милицию и сумеет доказать вашупричастность к порче ее машины, заставят оплатить счет, а это не одна тысячадолларов.

– И нам теперь всю жизнь на ее кабриолет любоваться! –обозлилась Кира.

– Надо подумать, как поступить, – протянула я, – ну-каприпомните, тут ничего особенного не происходило? С этой машиной?

Кира пожала плечами:

– Да нет, стоит себе весь день и стоит. Утром, правда, нет,мы к семи приходим, а эта дрянь позже приезжает, небось проституткой работает!

– Кира!!! – возмущенно воскликнула Арина Яковлевна. – Негороди чушь!

– А что? – не сдалась медсестра. – Где же она, по-вашему,служит? Ночью ее не бывает, днем заявляется. На «мерсе» катается… И кто она,по-вашему, учительница?

Арина Яковлевна вздохнула:

– Ну, не знаю.

– А еще у этой тачки сигнализацию замыкает! – неуспокаивалась Кира.

– Ну это нечасто, – решила быть справедливой АринаЯковлевна, – очень редко подобное случается.

– Редко, но метко, – прищурилась Кира, – что с Лешей Коновымслучилось, а?

– Что с ним произошло? – полюбопытствовала я.

– Чуть не умер, а все из-за этого «Мерседеса».

– Каким же образом?

Кира поправила растрепанные волосы.

– Леша у нас эпилептик, мать у него алкоголичка, отецнаркоман, а бедный парнишка мучается.

– Еще хорошо, что у них ума хватило отдать мальчонку сюда напятидневку! – воскликнула Арина Яковлевна. – Мы его в порядок привели, приступыпочти прекратились.

– Ага, – прервала ее Кира, – лечили, лечили ребенка, и чего…

Я молча слушала гневную речь медсестры. Имея в ближайшихподругах врача, я великолепно знаю, что припадок эпилепсии может спровоцироватьвнезапный испуг, в особенности у маленького ребенка. Кроватка Леши стоит усамого окна, деток в его группе укладывают спать два раза в день, они еще оченьмаленькие. Около одиннадцати утра нянечка укрыла ребяток одеялом, посиделаминут пятнадцать в комнате и, услыхав мерное сопение, решила пойти попить чаю. Итут под окнами резко взвыла сигнализация. Правда, она тут же замолчала, ноЛеша, проснувшись, испугался, и с ним начался припадок. В тот раз Кире самой неудалось справиться с ситуацией, пришлось вызывать «Скорую помощь» и определятьмалыша в клинику.

– А все из-за кретинского «Мерседеса», – злилась Кира.

– Когда же это случилось? – спросила я.

Медсестра полистала толстую амбарную книгу.

– Семнадцатого июля, жара стояла жуткая, вот мы окна иприоткрыли, хотя какой в этом толк? С улицы гарью несло, но у нас в помещениикондиционеров не водится, тут не Государственная дума, а ясельки, кто же намчего хорошее сделает. Вот и попал Леша на больничную койку, а все из-за этойдуры. Убила бы ее в тот день, да только недосуг оказалось разборки затевать,мальчику совсем плохо было.

– Варвара Степановна в нее кубиками бросаться стала, –усмехнулась Арина Яковлевна, – все повышвыривала. Высунулась в окно и давайкричать: «Эй ты, гадина, стой!» Всех детей перебудила, они потом час ревели.Жуткий денек приключился: Леша в припадке, остальные в истерике!

– А почему нянечка кричала: «Стой»? – навострила я уши.

– Так эта дрянь села в «мерс» и укатила, – ответила Кира. –Варвара Степановна у нас женщина интеллигентная, раньше в музыкальной школеработала, но и она не выдержала, просто визжала от злости: «Ну ты, крысабелобрысая, еще вернешься».

– «Крыса белобрысая», – медленно повторила я, – но ведь зарулем всегда сидит яркая брюнетка.

Кира осеклась:

– Ага, верно.