* * *

По-прежнему дрожа от возбуждения, Уркхарт прошел несколько ярдов до офиса Главного Кнута на Даунинг-стрит, 12, заперся у себя в кабинете и к десяти двадцати сделал два личных звонка.

Десять минут спустя Роджер О’Нил созвал представителей пресс-службы в штабе партии.

– Боюсь, вам, ребята, придется сегодня отменить все встречи, назначенные на время ланча, – сообщил он им. – У меня есть информация, что вскоре после часа дня Даунинг-стрит сделает очень важное заявление. Информация конфиденциальная, и я пока ничего не могу вам рассказать, но вы должны быть готовы. Это настоящая бомба.

К одиннадцати часам пять репортеров получили извинения представителей пресс-службы, связанные с отменой ланча. С них взяли слово ничего не разглашать, но сообщили, что имеется предположение, будто на Даунинг-стрит происходит нечто важное.

Чарльз Гудмен из «Пресс ассошиэйшн», воспользовавшись обширной сетью контактов, которыми он успел обзавестись за долгие годы политической карьеры, быстро выяснил, что утром на Даунинг-стрит собрались все члены Кабинета министров, хотя пресс-служба отказывалась от каких бы то ни было комментариев. Слишком большое количество официальных встреч, назначенных на десять часов, было поспешно перенесено на другое время, чтобы данный факт остался незамеченным.

Повинуясь импульсу, Чарльз позвонил в пресс-бюро Букингемского дворца. Там, как и на Даунинг-стрит, отказались давать комментарии – во всяком случае, официально. Однако помощник пресс-секретаря, много лет проработавший с Гудменом в «Манчестер ивнинг ньюс», сообщил «не для протокола», что Коллинридж просил королеву об аудиенции в час дня.

В одиннадцать двадцать пять по телетайпу пришло известие о тайной встрече Кабинета министров и внеплановой аудиенции во дворце. Информация была вполне достоверной.

К полудню НРН[29] передало местному радио сенсационное сообщение в своих новостных программах:

«Двенадцатичасовая новость такова: Генри Коллинридж собирается на тайную встречу с Ее величеством королевой. В Вестминстере последний час циркулируют слухи о том, что премьер-министр намерен либо отправить в отставку ряд ведущих министров и информировать королеву о серьезных перестановках в Кабинете, либо собирается признать свою вину в истории с инсайдерской информацией, связанной с его братом. Кроме того, появилось предположение, что королева готова использовать свое конституционное право и отправить Коллинриджа в отставку. В любом случае не вызывает сомнений, что через час кто-то в правительстве будет очень сильно расстроен».

Генри потребовалась всего пара минут, чтобы прийти в ярость, потому что, выглянув в окно, он увидел на противоположной стороне от знаменитой черной двери улицы лес камер, вокруг которых разбила лагерь армия репортеров и фотографов.

Его щеки стали малиновыми от возмущения, когда он захлопнул дверь своего кабинета с такой силой, что по коридору прокатился оглушительный грохот. Два проходивших мимо курьера удивились, увидев его состояние.

– Что это он бормочет? – спросил один из них.

– Я не понял, Джим. Что-то насчет должностной присяги, – отозвался его коллега.

Без четверти час Коллинридж вышел из дома № 10 и сел в свою машину, не обращая внимания на крики представителей прессы, находившихся на противоположной стороне улицы. Он направился на Уайтхолл в сопровождении машины с камерой, водителя которой переполняло такое рвение, что он чудом не врезался в задний бампер автомобиля полицейского эскорта премьер-министра. Еще одна толпа фотокорреспондентов ждала возле ворот Букингемского дворца. Попытка достойного ухода в отставку превратилась в цирк с тремя аренами.

* * *

Премьер-министр попросил не беспокоить его – если только не случится нечто очень важное. Вернувшись из дворца, он скрылся в своей квартире над Даунинг-стрит: ему хотелось несколько часов побыть наедине с женой. В конце концов, официальные бумаги больше не казались ему важными и первоочередными.

– Мне очень жаль, господин премьер-министр, – извинился его личный секретарь, – но звонит доктор Кристиан. Он говорит, это важно.

Телефон тихонько жужжал, когда звонок переводили на Коллинриджа.

– Доктор Кристиан, чем я могу вам помочь? – сказал он в трубку. – И как Чарли?

– Я как раз и звоню вам по поводу Чарльза, мистер Коллинридж, – ответил врач. – В соответствии с нашей договоренностью мы старались изолировать вашего брата от газетчиков, чтобы его не тревожили голословные обвинения. Но у нас возникла проблема. Обычно мы выключаем телевизор вашего брата на время новостных программ, чтобы отвлечь его от политики, но мы не ожидали, что они покажут внеочередной выпуск о вашем заявлении об отставке. Мне очень жаль, что вам пришлось уйти, господин премьер-министр, но мои приоритеты отданы Чарльзу. Прежде всего я должен учитывать его интересы, вы же понимаете.

– Я понимаю, доктор Кристиан, и у вас совершенно правильные приоритеты.

– Он впервые услышал про обвинения против вас и него и о том, что они привели к вашей отставке. И он чрезвычайно огорчен, для него это стало шоком. Чарльз считает, что он во всем виноват, и я очень сожалею, но он заговорил о самоубийстве. Я считал, что у него намечается серьезный прогресс, однако сейчас мне кажется, что эти события не только отбросят нас назад, но даже хуже – в его деликатном эмоциональном состоянии мы окажемся на пороге серьезного кризиса. Мне бы не хотелось напрасно вас тревожить, но он нуждается в вашей помощи. Очень нуждается.

Сара увидела, что на лице ее мужа появилась гримаса боли, села рядом и взяла его за руку. Пальцы Генри дрожали.

– Доктор, что я могу сделать? – спросил он еле слышно. – Я готов оказать Чарли любую помощь.

– Нам нужно найти способ успокоить его. Он в полнейшем замешательстве.

Наступило молчание. Коллинридж с силой прикусил губу, надеясь, что эта боль заглушит ту, что терзала его из-нутри.

– Могу я поговорить с ним, доктор? – неуверенно попросил он.

Прошло несколько минут, прежде чем его брат взял трубку.

– Чарли, как ты, старина? – мягко спросил министр.

– Генри, что я наделал?! Я все испортил, уничтожил тебя! – Голос старшего из братьев стал хриплым и старым, и в нем звучала паника.

– Чарли, ты абсолютно ничего не сделал. Не ты причинил мне вред, и тебе не за что себя винить, – заверил его младший.

– Но я все видел по телевизору. Ты отправился к королеве, чтобы подать в отставку. Они сказали, что это из-за меня и каких-то акций… Я не понимаю, Генри, но я все испортил. Не только свою жизнь, но еще твою и Сары. Я не заслужил быть твоим братом. Теперь все потеряло смысл. – В трубке послышались сдавленные рыдания.

– Чарли, я хочу, чтобы ты послушал меня очень внимательно, – спокойно, но твердо заговорил премьер-министр. – Ты все еще у телефона? Тебе не нужно извиняться. Это я должен стоять перед тобой на коленях и просить о прощении.