Чарльз запротестовал, но брат прервал его:

– Нет, послушай меня, Чарли! Мы всегда решали наши проблемы вместе, как одна семья. Помнишь времена, когда я управлял бизнесом – в тот год, когда мы едва не разорились? Мы постоянно теряли деньги, Чарли, и это была моя вина. И кто привел нового клиента, после чего у нас появился заказ, который спас бизнес? О да, не самый крупный, но он оказался очень кстати! Ты спас компанию, Чарли, ты спас меня. Как и в тот раз на Рождество, когда я повел себя точно последний дурак и меня поймали на превышении скорости. Местный сержант полиции, с которым ты играл в регби, был твоим другом, а не моим. Ты каким-то образом уговорил его изъять мой тест на содержание алкоголя. Если б я потерял водительские права, избиратели никогда бы за меня не проголосовали. Разве ты не понимаешь, что не только ничего не испортил, – ты сделал мою политическую карьеру возможной. Ты и я – мы вместе противостояли трудностям. И так будет всегда.

– Но теперь я разрушил твою карьеру, Генри…

– Нет, я сам все разрушил. Я забрался слишком высоко и получил огромную власть, но забыл главную истину: единственное, что имеет значение, – это те, кого мы любим. Ты всегда оказывался рядом, когда я нуждался в поддержке, но я был слишком занят, чтобы уделять тебе время. Когда Мэри ушла, я знал, как сильно ты переживал, и мне следовало тебе помочь. Ты нуждался во мне, но у меня неизменно находились другие дела. И каждый раз я собирался навестить тебя завтра. Завтра, всегда завтра, Чарли… – голос Генри дрогнул от с трудом сдерживаемых эмоций. – Да, мне довелось пережить мгновения славы, но я был невероятно эгоистичен, делал вещи, которые мне хотелось делать. И при этом смотрел со стороны, как ты становишься алкоголиком и убиваешь себя. И знаешь что, Чарли? Я покину Даунинг-стрит и смогу сказать: туда им всем и дорога, пропади они все пропадом, если буду знать, что у меня все еще есть брат. Я боюсь только одного – что уже слишком поздно, что я слишком долго тобой пренебрегал, чтобы просить о прощении; что ты много лет был один и теперь не видишь смысла в том, чтобы поправиться.

По щекам Генри текли слезы, а Сара крепко обнимала мужа.

– Чарли, если ты не сможешь меня простить, какой во всем этом смысл? Тогда все было напрасно, – простонал он упавшим голосом.

На другом конце провода наступило долгое молчание.

– Скажи что-нибудь, Чарли! – с отчаянием взмолился премьер-министр.

– Я люблю тебя, брат, – послышалось в трубке.

Генри с облегчением выдохнул.

– Я тоже люблю тебя, старина, и приеду завтра. Теперь у нас будет больше времени друг для друга, верно?

Оба засмеялись сквозь слезы, а вскоре к ним присоединилась и Сара, и Генри Коллинридж вдруг подумал, что уже много лет не чувствовал себя таким цельным.

* * *

Она пила вино маленькими глотками и наслаждалась ночным видом Лондона из окна его квартиры в пентхаусе, когда он подошел сзади и нежно ее обнял.

– Эй, я думала, мы пришли сюда, чтобы поговорить о деле, – сказала она, но не стала высвобождаться из его объятий.

– Для некоторых вещей у меня нет подходящих слов, – ответил он, зарывшись лицом в ее светлые волосы и наслаждаясь их свежим запахом.

Она повернулась в его руках и посмотрела ему в глаза.

– Ты слишком много разговариваешь, – и страстно его поцеловала.

Она радовалась, что он сделал первый шаг – сегодня она не собиралась устраивать никаких состязаний, и ей хотелось побыть свободной и простой, обычной женщиной.

Она не протестовала, когда он стянул с нее шелковую блузку, и та соскользнула, открыв гладкую, безупречную, как у модели, кожу. У нее была великолепной формы грудь, маленькая, но женственная и чувственная. Она тихонько вскрикнула, когда его пальцы мягко коснулись ее сосков, которые мгновенно отреагировали на ласку. Она расстегнула ремень своих брюк, и они упали на пол, а она перешагнула через них и одним грациозным движением сбросила туфли. Она стояла, выпрямив спину и не смущаясь своей наготы, а за спиной у нее сияли огни ночного Лондона.

Он мгновение любовался представшей его глазам картиной, думая о том, что уже и не помнит, когда чувствовал себя таким возбужденным, настоящим мужчиной.

– Мэтти, ты прекрасна.

– Надеюсь, ты не собираешься только смотреть на меня, Джонни, – сказала она.

Прижимая женщину к груди и мечтая о том, чтобы эти мгновения длились вечно, он отнес ее на руках к камину, где уютно горел огонь.

Потом они молча лежали на ковре, погрузившись в собственные мысли и не разжимая объятий.

Мэтти нарушила молчание первой:

– Неужели это все совпадение, Джонни?

– Давай попробуем еще раз, и тогда узнаем.

– Да не это, дурачок. – Журналистка рассмеялась. – Пора поговорить!

– А я все спрашивал себя, когда же ты вспомнишь о делах, – печально сказал ее коллега, после чего принес одеяла, и они накрылись ими.

– Мы обнаружили план, действия и заговор – называй это как хочешь, – в котором задействована наша газета и который направлен на то, чтобы отрубить Коллинриджу ноги. Мы не можем знать наверняка, но вполне возможно, что это продолжалось несколько месяцев. Теперь Коллинридж подал в отставку. Может ли так быть, что его решение – часть все того же плана?

– Ну, как такое возможно, Мэтти? В конце концов Коллинриджа заставили уйти не его оппоненты, а брат, который мухлевал с акциями. Не станешь же ты утверждать, что все это – часть одного плана?

– Согласись, как-то странно все сложилось. Такое не может быть обычным совпадением, Джонни. Кстати, я встречалась с Чарльзом Коллинриджем; я провела с ним несколько часов, мы выпивали и болтали на партийной конференции. Он показался мне симпатичным честным пьяницей, у которого в кармане и двухсот фунтов не наберется, не говоря уже о десятках тысяч на покупку акций.

Сторин поморщилась, пытаясь сосредоточиться и сражаясь с царившей в ее мыслях путаницей.

– Это может показаться глупостью – я знаю, он алкоголик, а такие люди часто не отвечают за свои действия, – но я не верю, что он мог поставить под удар карьеру брата, чтобы заработать на фондовой бирже несколько тысяч фунтов, – продолжила рассуждать она. – Неужели ты действительно думаешь, что Генри Коллинридж, премьер-министр страны, мог выдать своему брату инсайдерскую информацию, чтобы финансировать его выпивку?

– А насколько правдоподобнее выглядит версия о существовании заговора, в котором участвовали высокопоставленные фигуры партии, издатель нашей газеты и бог знает кто еще, чтобы уничтожить Генри Коллинриджа? – возразил Краевски. – Не вызывает сомнений, что самое простое объяснение является самым правильным – Чарльз Коллинридж пьяница, он не отвечает за свои действия и совершил такой непростительно глупый поступок, что его брату пришлось подать в отставку.