Она пальцем медленно очертила контур его губ, так сосредоточившись на этом занятии, что Кунал уже и не надеялся на ответ.

– Если ты когда-либо решишь бросить погоню, я тебе расскажу. До тех пор ты – тот же солдат короля-самозванца, а я – мятежница. Если только ты не вздумаешь влиться в ряды Клинков, – сухо сказала она. – Но я и пытаться не буду тебя перевербовать, солдат. Даже учитывая твою ценность как союзника, включая знания и опыт. – Эша посмотрела в сторону. – Но до того дня, если он настанет, мы – на противоположных сторонах. Мы и так уже подвергли опасности не только самих себя.

Кунал закрыл глаза, позволив себе насладиться ощущением ее теплых пальчиков, гладивших его лицо. Стараясь не дать угаснуть искорке надежды в сердце.

Если он уйдет из армии, то утратит все, чем жил. Но чего стоит такая жизнь?

Теперь ему казалось, что, когда Эша уйдет, вслед за ней исчезнет единственное, что он яростно старался сберечь после смерти матери. Он потеряет свое сердце.

Кунал ненавидел ее за то, что она сказала правду. Он вел себя безрассудно, подверг опасности чужие жизни, предал своих товарищей. И чего ради?

А если он постарается выполнить свой долг солдата – опять-таки, чего ради?

Он любил Джансу, свою родину, но понял, что солдаты были только марионетками в руках короля – их кормили удобными баснями. Сила побеждала верность, зверство – сострадание, жадность – умеренность. Теперь Кунал даже не был уверен, что после назначения на должность командующего что-то изменится, и неважно, сколь отчаянно он этого желал.

Но, кроме этой жизни, он ничего не знал. Его приняли как солдата.

Он не знал, в кого превратится, сняв доспехи. Кем станет без дяди, несмотря на все ужасы, которые тот сотворил, в том числе и Сандару.

Теперь Эша гладила его затылок, играя с завитками волос. Кунал склонил голову, почти прижавшись лбом ко лбу.

– Даже если я брошу погоню, ты все равно исчезнешь. Так зачем мне останавливаться? – тихо спросил он.

– Не знаю, – прошептала в ответ Эша с улыбкой, озарившей ее лицо. – Но я не вернусь назад. Никогда не вернусь в это богами забытое место. Хочешь попробовать притащить меня туда силой – давай. Или просто иди в Крепость и расскажи, что Гадюка пропала. Никто больше не найдет меня и не оспорит твою историю. Ты вновь станешь солдатом, вдобавок получишь репутацию человека, рисковавшего жизнью ради Крепости. Все равно никто не ожидал от тебя успеха. В конце концов, Гадюка – это миф, – бросила она с горящими глазами.

Кунал открыл рот и снова закрыл.

– Ты ведь не подумал об этом, правда? – уточнила она.

Ее слова попали в цель – в них звучала истина, которую он не хотел признавать. Но Крепость никогда не была его домом. Только местом, где он жил.

Кунал хотел рассказать ей, объяснить, но увидел в ее глазах, что Эши уже нет, осталась только Гадюка.

– В самом деле, идеальный план. Ни одному из вас не суждено стать командующим: вас втянули в нечестную игру, по правилам которой молодых солдат стравливают друг с другом, чтобы отыскать шпиона, в чье существование никто даже не верит. Все выглядит так, словно вас намеренно подставили.

Услышав такое, Кунал склонил голову набок. Ему отчаянно хотелось удержать Эшу еще хоть на секунду, и он молча притянул девушку ближе – так, что между ними осталось расстояние не более волоска.

В глазах Эши вспыхнуло нечто опасное, и она схватила его за подбородок.

– Что скажешь, солдат? Или ты оглох?

Кунал проигнорировал вопрос, прерывисто дыша. Если они поцелуются, если пересекут эту границу – все изменится. Не останется стены невежества, за которой можно прятаться, не останется иллюзий, что это лишь игра.

Такой поступок определит все их будущее.

Кунал так долго избегал риска, что теперь жаждал его с силой, удивившей его самого.

Все вокруг поблекло: звуки бурлящего города, затхлый и пыльный душок переулка и вывешенного на просушку белья. Все исчезло, и он видел только Эшу.

Она склонила голову, и Кунал подался вперед, предоставляя ей сделать последний шаг.

Эша взметнула свободную руку к его лицу и рванула вниз веревку с бельем. Комок мокрого шелка рухнул Куналу на макушку, и он отшатнулся, выругавшись с виртуозностью, которая бы заставила Лакша гордиться.

Сквозь яркие тряпки он все же увидел, как Эша уходит.

И, прислушавшись к сердцу, позволил ей это сделать.

Она приостановилась и оглянулась, прощаясь одними глазами, а потом исчезла за поворотом.

* * *

Легкий дождик побрызгал на пыль, точно краской на бумагу. Кунал вскарабкался на крышу, убрал с глаз влажные волосы и сосредоточился на силуэте Эши, занозы в его сердце, которая уже почти исчезла из виду.

Он обдумал их разговор. На мгновение он и в самом деле взвесил возможность прекратить погоню.

Кунал не мог решить, была ли это слабость или новая разновидность силы – прямо отрицать данные ему приказы.

По меньшей мере инстинкт самосохранения или амбиции должны были заставить его просто вырубить Эшу и отволочь в крепость, как она и предложила. Но у Кунала всегда было сердце – вещь, которая хорошему солдату ни к чему.

Он разжал кулаки: на ладонях остались полукруглые отметины от ногтей. Нахмурившись вслед растаявшей на городских улочках Эше, он порылся в своем мешке, чтобы найти свисток и припрятанную записку.

Два резких свиста – и в отдалении замелькали крылья. Над Куналом закружился, снижаясь, ястреб. Он задрал клюв, словно обнюхивая воздух рядом с человеком и стараясь определить, прилично ли это – отдохнуть на его вытянутой руке.

Кунала посчитали достойным доверия, и ястреб грациозно сел, впившись когтями в обнаженную кожу.

С самого детства Кунал подзывал своих соколов и ястребов вот так – без защитной рукавицы. Нечто в соприкосновении кожи и когтей откликалось в самой глубине его души. Это ощущение он и сам не мог бы точно объяснить – просто на мгновение появлялось переживание яростной животной свободы. Кунал чувствовал его в костях, в крови и благодаря ему становился цельным существом.

Он извлек кусочек сушеного мяса, и птица с наслаждением его проглотила. Теперь ястреб смотрел прямо на Кунала, ожидая задания. Кунал привязал маленькую записку к когтям ястреба и понаблюдал за его полетом – волшебным и вольным рывком по ветру.

Ребенком он всегда мечтал летать и взбирался на деревья так высоко, что крона заглушала мамины крики. Эта жажда не изменилась с возрастом, и он частенько брал худшие часы дежурства ради того, чтобы побыть в одиночку на вершине Крепости, пережить миг покоя и целостности, которого не находил больше нигде в стенах этого массивного сооружения.

Вот так он и встретил Эшу. Так заварилась эта каша.